Она говорила с трогательной непосредственностью. Лорд Карфакс с гордостью наблюдал за ней, и все же я чувствовал в его облике какую-то грусть.
— Дебора, — сказал он серьезно, — ты должна запомнить знакомство с двумя знаменитыми джентльменами как значительное событие в твоей жизни.
— Конечно, папа, — ответила девочка с готовностью и послушанием.
Я был совершенно уверен, что она не слыхала ни об одном из нас.
Холмс закончил обмен любезностями, сказав:
— Мы приехали, ваша светлость, чтобы вернуть этот футляр с инструментами герцогу Шайрскому, которого я считал его законным владельцем.
— И обнаружили, что ошибались.
— Именно. Его светлость полагает, что, может быть, он принадлежал вашему покойному брату Майклу Осборну.
— Покойному? — Его восклицание прозвучало скорее как усталая реакция, нежели как вопрос.
— Так нам дали понять.
Лицо лорда Карфакса приняло печальное выражение.
— Это так и не так. Мой отец, мистер Холмс, жесткий человек, не умеющий прощать, как вы, несомненно, заметили. Для него имя Осборна превыше всего. Он одержим желанием сохранить репутацию Шайрсов незапятнанной. Когда около шести месяцев тому назад он отрекся от моего младшего брата Майкла, то объявил его умершим. — Помолчав, он вздохнул. — Боюсь, что для отца Майкл мертв, даже если он еще жив.
— А вам известно, — спросил Холмс, — жив или умер ваш брат?
Лорд Карфакс нахмурился и стал удивительно похож на герцога. Когда он заговорил, мне показалось, что тон его был уклончив.
— Скажем так, сэр: я не располагаю фактическими доказательствами его смерти.
— Понятно, — ответил Холмс. Затем взглянул на маленькую Дебору Осборн и улыбнулся. Девочка шагнула вперед и протянула ему свою ручку.
— Вы мне очень понравились, сэр, — сказала она серьезно.
Холмс был явно смущен этим простодушным и трогательным признанием. Он задержал ее руку в своей и сказал:
— Допустим, лорд Карфакс, что ваш отец — непреклонный человек. И все же отречься от сына! Подобное решение не так просто принять. Поступок вашего брата, наверное, был действительно серьезным.
— Майкл женился против воли отца. — Лорд Карфакс пожал плечами. — Я не имею привычки, мистер Холмс, обсуждать дела моей семьи с незнакомыми людьми, но… — Он погладил блестящие волосы дочери. — Дебора — мой барометр оценки людей.
Я был уверен, что его светлость спросит, почему Холмс интересуется Майклом Осборном, но он этого не сделал.
Холмс, кажется, тоже ожидал этого вопроса. Поскольку он не последовал, Холмс протянул лорду Карфаксу футляр с инструментами.
— Может быть, вы хотели бы взять это себе, ваша светлость?
Лорд Карфакс взял футляр и молча поклонился.
— А теперь… Боюсь, поезд не будет ждать… нам пора идти. — Холмс посмотрел вниз с высоты своего роста. — Прощайте, Дебора. Знакомство с вами было для нас с доктором Уотсоном одним из самых приятных событий за долгое время.
— Надеюсь, вы приедете еще, сэр, — ответила девочка. — Когда папа уезжает, здесь так тоскливо.
Пока мы ехали обратно в деревню, Холмс почти все время молчал. Он односложно отвечал на мои замечания и заговорил только, когда мы уже ехали в Лондон. Его худощавое лицо приняло хорошо мне знакомое задумчивое выражение.
— Интересный человек, Уотсон.
— Может быть, — ответил я запальчиво, — но препротивный. Именно люди его положения — слава Богу, их немного! — пятнают репутацию английской аристократии.
Мое возмущение позабавило Холмса.
— Я имею в виду не pater’а, а filius’а.
— Сына? Меня, конечно, тронула несомненная любовь лорда Карфакса к дочери…
— Но вам не показалось, что он слишком откровенен?
— Именно такое впечатление у меня сложилось, Холмс, хотя я не понимаю, как вы об этом догадались.
— Ваше лицо подобно зеркалу, мой дорогой Уотсон, — сказал Холмс.
— Он даже сам признал, что слишком много рассказал о личных делах членов своей семьи.
— Так ли это? Допустим сперва, что он глупый человек. В таком случае это просто любящий отец со слишком длинным языком.
— А если допустить, что он вовсе не глуп?
— Тогда он создал именно тот образ, который хотел создать, чему я склонен верить. Ему известны мое имя и репутация, так же как и ваши, Уотсон. Я сильно сомневаюсь, что он принял нас за добрых самаритян, проделавших столь долгий путь лишь для того, чтобы отдать законному владельцу старый футляр с хирургическими инструментами.
