– Похоже, что в виде исключения ты не получишь того, что хочешь. Я остаюсь.
– На самом деле я не удивлена, – сказала Джинджер, за ее холодностью скрывалась буря эмоций. – Ты получил гарантированную работу на всю жизнь, получаешь ежемесячно чек на крупную сумму, и для этого понадобилось лишь одно – вести себя мило со стариком в течение нескольких лет.
Улыбка постепенно исчезла с лица Джадда, а его голос стал угрожающе тихим:
– Будь осторожна, Перчинка. Ты играешь с огнем.
Джинджер продолжала очертя голову:
– Ты, должно быть, ужасно разочарован, что дедушка не оставил тебе всю ферму. Особенно после того, как ты взял на себя столько хлопот.
Джинджер знала, что ей следует замолчать: она заметила, что напряжение сковало его тело, что его глаза потемнели и приобрели оттенок предгрозового неба. Да, она знала, что ей следует замолчать, но не могла. Слишком долго она носила в себе злобу на этого высокого, привлекательного мужчину и теперь выстреливала в него жестокими словами с такой скоростью, с какой боксер-профессионал наносит быстрые и внезапные удары.
– Ты вкрался в доверие к деду и пытался завоевать его любовь, но тем не менее оставалась маленькая проблема – я.
– Джинджер…
Он угрожающе шагнул в ее сторону. Джинджер не сдавалась, не позволяла себя сбить…
– Тебе было кстати, что я как дура взяла и уехала. Тебе стало легче обделать свои делишки и пролезть в дедушкино завещание. Одного не понимаю: неужели тебе не хватило шести лет, чтобы убедить деда все оставить тебе?
Сделав два быстрых шага, Джадд оказался рядом с Джинджер, поднял ее и перебросил через плечо.
– Отпусти меня, – сердито закричала она и стала молотить кулаками по его широкой спине.
Джинджер чувствовала не только ярость и унижение, но и его согретую солнцем спину, возбуждающий запах потного мужского тела.
– Будь ты проклят, Джадд Бишоп, отпусти меня.
– Ты пришла сюда и сама нарвалась на драку, предъявляя различного рода опрометчивые обвинения. Я думаю, тебе необходимо остыть.
И, прежде чем Джинджер поняла его намерение, Джадд бесцеремонно бросил ее в наполненную поилку для скота.
Джинджер появилась на поверхности, отплевываясь: она наглоталась воды.
– Как ты смеешь…
Найдя точку опоры, она встала на ноги, мокрые волосы и вода, попавшая в глаза, мешали ей смотреть. Откинув волосы со лба, она разглядела его довольные глаза и улыбку. Джинджер ударила ладонью по воде, пытаясь обрызгать Джадда. Но он быстро отскочил в сторону.
– Вытащи меня отсюда, – процедила Джинджер сквозь зубы.
– Я вообще не подойду к тебе, – засмеялся Джадд, оценивающе глядя на нее.
Джинджер, проследив за его взглядом, посмотрела на себя и вновь задохнулась от ярости и смущения. Ее футболка прилипла к телу и не скрывала больше очертаний тонкого, отделанного кружевами бюстгальтера. Джинджер попыталась обрызгать его снова.
– Прекрати таращить на меня глаза и вытащи меня отсюда.
– Шесть лет в городе, может быть, пошли на пользу твоей внешности, но, безусловно, не изменили твоего характера. Ты та же озорница, хулиганка, сорвиголова. На тебя не найдешь управы.
Джадд нагнулся и поднял с земли рубашку, потом повернулся и пошел прочь.
– А ты тот же негодяй, мерзавец, бандит, – кричала ему вслед Джинджер. – Ну погоди, Джадд Бишоп! Я объявляю тебе войну!
Джадд не обернулся, не подтвердил, что принимает ее вызов. Зная Джинджер Тейлор, он понимал, что теперь начнется борьба характеров, борьба не на жизнь, а на смерть. Но эту битву он не проиграет. «Островок спокойствия» стал для него таким же домом, как и для нее, и он не собирается уезжать только потому, что она ведет себя как капризный ребенок. Мысль о борьбе с Джинджер не пугала его, скорее возбуждала. Джинджер бросила ему вызов в первый же день, как только он приехал на ферму. Тогда она тоже открыто объявила ему войну. Она наливала в его комод черную патоку, прибивала к полу его ботинки, из ночи в ночь его кровать заправлялась чересчур короткими простынями. Джинджер была четырнадцатилетней партизанкой, ведомой в бой игрой гормонов и ревностью к человеку, отвлекающему от нее внимание деда. Она была словно щенок, кусавший Джадда за ноги – не больно, иногда это было даже забавно, а порой вызывало раздражение.