«Нехороший» дедушка - страница 71

– И раскопали?

Сердце у меня заколотилось, и так сильно, что я удивился.

– Можно сказать, да.

– А что именно раскопали, ты, конечно, сказать не имеешь право?

– Не имею. Но скажу.

Он все-таки встал, налил себе чего-то из бутылки, напоминающей грушу, сделал большой глоток.

– В нашем родном мегаполисе за последние пару недель действительно зарегистрировано большое количество событий, которые трудно объяснить, исходя из ранее сложившихся представлений о том, что может происходить в городской жизни. От самых мелких, как эти избиения уличных музыкантов, до крупных. Ты ведь, наверно, еще не знаешь, что никто ведь не закрывал Черкизовский рынок?

– В каком смысле?

Сагдулаев вдруг показал мне язык, как будто ему было приятно меня уесть.

– Я ничего об этом не слышал.

– Не слышал, что закрыли Черкизон?

– Нет, это да, но про то, что ты говоришь, – впервые.

– Все мои люди там, Женя. Менты сбились с ног, китайцы лупают глазами, что-то лопочут. Найти того, кто отдал команду, и зачем это сделал – невозможно. И, главное, абсолютно не просматривается: кому это выгодно? Римское право летит к черту. Такое впечатление, что этот нарыв на теле и так не вполне здорового городского организма сам себя пожирает.

– Вылезет в другом месте или местах.

– Может быть, может быть.

Он встал и прошелся.

– А ты говоришь – дедушка тебе по телефону позвонил. Метеориты.

– Но не могу же я его так вот взять и бросить. Я хотел от тебя какой-нибудь «командировки», чтобы выглядело вроде как журналистское расследование, а то я слишком сам по себе. Такого сразу пошлют.

– Пошлют-пошлют.

Я не успел заметить, когда он вызвал секретаршу, а может – телепатия: она появилась с бутылкой минеральной воды.

– Дай хлебнуть.

– А тебе это не нужно, это наше – горское. Равнинному человеку пить бесполезно.

– Ну и как, помогает?

Сагдулаев налил стакан и придвинул ко мне.

– Помогает. Я, знаешь ли, тоже кое до чего додумался. Очень красивая версия.

– Какая?

Он еще пару секунд колебался.

– Да не бойся, я не ворую версии, – наклонился я вперед – думаю, с самым воровским видом.

– Все воруют версии, Женя, иногда даже этого не замечая. Искренне считая, что сами придумали. Надстраивают, развивают. Чердак презирает фундамент.

– Не хочешь – не говори.

– Да скажу, все равно завтра утром уже выскочит на полосу.

– Ну, не томи.

– Флэш-моб.

– Что?

– Ты не знаешь, что такое флэш-моб?

– Я знаю, что такое флэш-моб, не понимаю только здесь он к чему.

И только я это сказал, как мне стало ясно к чему.

– Так ты хочешь сказать…

Сагдулаев опять наполнил стакан, теперь уже свой.

– Только не простой флэш-моб, а модифицированный. Люди не просто собираются в одном месте и выкидывают какую-нибудь глупую массовую выходку, раздеваются до гола, ныряют толпой с моста, а совершают осмысленный, целенаправленный, как правило общественно полезный акт. То отлупцуют мошенников у трех вокзалов, то дурных скрипачей проучат на Арбате. Понимаешь, такой Смоктуновский коллективный.

Мне показалось, что он немного ошалел от своей горской воды. Но Сагудлаев тут же пояснил:

– «Берегись автомобиля». Он там машины угонял для детского дома.

– Молодец, – искренне сказал я ему. – Ты их уже поймал?

– Еще нет. Но что у них есть комета, если развивать твой космический образ, знаю точно.

Я кивал, все больше проникаясь его мыслью.

– А вообще-то красиво, – сказал он, задумчиво прищурившись.

– Что красиво?

– Идея красивая. Жажда справедливости, растущая непосредственно из толщи максимально народных масс. Ведь справедливость, именно справедливость, как я понял, главная фишка у них, у этой банды активных добряков. А еще говорят – народ у нас спился и с грязью слился.

Сагдулаев согласно и сосредоточенно кивал своим словам. Он был явно вдохновлен подобными выводами.

Я смотрел на него с удивлением: ядовитые струи подобных мыслей (про спившийся народ) нет-нет да и выпрыскивались из под его клавиатуры в прежние времена. Что население российское в большинстве – дрянь, и такая дрянь, что даже светлую идею свободного рынка может приспать, как одуревшая свинья свежих своих поросят. Население, обитающее ниже уровня идей своего века. Русские живут так, словно свою задачу на этом свете уже выполнили, и теперь только мешают другим народам выполнять их задачи.