– Нас туда не пустили.
– Кто? – оживилась Майка. Кажется, она обожала конфликтные ситуации.
Старик отвернулся, что-то про себя бормоча. Я чуть не выругался.
– Так что, едем в имение?
Ипполит Игнатьевич отрицательно покачал головой:
– В отделение милиции.
Вот этого мне бы не хотелось. Прогулки на свежем воздухе – это одно, а душераздирающие сцены в присутствии представителей власти меня не манили. Впрочем, о том, что я свидетель, он меня предупредил с самого начала. И считает, что я обещал им быть. Да черт с ним.
– Поехали.
Несмотря на субботний день, у отделения РОВД шла обычная жизнь. Впрочем, кто их сравнивал, жизни отделений, в будни и выходные. На стоянке перед одноэтажным зданием с зарешеченными окнами уазик и красиво разрисованный синей краской «форд», кучка людей в форме, стоят кружком, курят и смеются. Стоят прямо у стенда: «Их разыскивает милиция». Из отделения вышел какой-то майор и, не глянув на нас, захрустел песочком в направлении «форда».
Не знаю, как кто, а я тоскую в отделениях милиции больше, чем в других казенных заведениях. И знаю почему. Здесь пахнет караулкой, я отслужил двадцать пять лет назад, а запашок строевой безысходности все еще сидит в порах памяти. Но в этот раз интереснее было наблюдать не за прустовскими изгибами сознания, а за поведением реальных людей.
Ипполит Игнатьевич решительно вошел внутрь, приблизился к полупрозрачной перегородке, за которой томился дежурный в окружении телефонов, и постучал набалдашником трости в окошко. Окошко в перегородке отворилось. Ипполит Игнатьевич строго спросил, может ли он видеть офицера по имени Рудаков.
– Майор Рудаков только что вышел.
– Мне нужно с ним поговорить.
– А что я могу сделать? – пожал плечами лейтенант.
– Это очень важно!
– Он уехал.
– Верните его!
С каждой новой фразой голос старика становился громче и неприятнее.
Лейтенант демонстративно снял трубку молчащего телефона и отвернулся. Ипполит Игнатьевич еще раз требовательно поработал тростью по стеклу. Дежурный гневно встал.
– Вы что там, гражданин, сдурели?!
Открылась дверь, и вошли двое милиционеров, можно было подумать, что на звук начинающегося скандала, но, скорей всего – совпадение. Они похлопывали своими дубинками по своим левым ладоням, как будто работая на холостом ходу, в ожидании настоящего дела. Милиционеры присматривались. Старик одет хоть и скромно, но прилично, немедленно применять к нему «демократизаторы» вроде бы неловко.
Дежурный вылетел из-за своей стенки:
– Ты чё буянишь, дед?
– Чего ему надо? – спросил один из милиционеров и посмотрел в мою сторону, будто прикидывая, не нужно ли и мне того же.
– Рудакова требует, – пояснил дежурный.
Ипполит Игнатьевич истово кивнул:
– Приведите его! Иначе сами будете виноваты. Я этого не хотел! – Старик почти взвизгнул под конец фразы.
Милиционеры посмотрели на дежурного.
– А где Рудаков?
– Да уехал только что. Приходите, гражданин, попозже. Вечером.
– Я из Москвы, и ждать нельзя. Может, ему уже вообще нельзя за руль садиться!
– Что он несет? – переглянулись милиционеры. – Больной?
– Мешаете, гражданин. – Дежурный рванулся к зазвонившему на рабочем месте телефону.
– Я вас очень прошу, – обратился старик к сержантам с черными палками. Те поморщились. Ситуация была дурацкая.
Открылась дверь, и вошел майор, он вел за руку Майку и снисходительно улыбался. Нет, скорее это она его вела за руку. Черт, я не отследил момент, когда она выскользнула из дежурки. Инициативный, но дискомфортный ребенок.
– В чем дело? – вальяжно поинтересовался майор. Все тихо обрадовались его появлению, особенно дежурный. При появлении погон с большими звездами обстановка у нас обычно нормализуется. Не на этот раз.
– Вы ведь Рудаков?
– Да. – Майор перестал улыбаться.
Ипполит Игнатьевич судорожно вздохнул, потом медленно, сдерживая свое падение упертой в пол тростью, рухнул на колени перед чином:
– Умоляю вас, умоляю!
Майор отнял свою большую, добрую руку у девочки и раздумывающе накрыл ею подбородок.
– В чем дело? – спросил он еще раз, но уже как власть, способная не только мирно поддерживать порядок, но и карать.
