Тем не менее, несмотря на такие совпадения, они могли так никогда и не встретиться, если бы не внезапный приступ гастроэнтерита, сразивший накануне вечером Фрэнка, шофера Симона. К тому времен, как Симону сообщили о том, что машина за ним утром не прибудет, искать замену было уже поздно. Неохотно, поскольку путешествовать в общественном транспорте он не любил, Симон вынужден был признать, что успеть на ответственное девятичасовое совещание, которое он проводил, можно было, лишь воспользовавшись электричкой "Интер-Сити 125".
Так и случилось, что Шейла, стоявшая в очереди за чашкой кофе в переполненном буфете поезда, с замиранием сердца разглядела в толпе знакомую фигуру элегантного красавца – министра по делам городского хозяйства, направлявшегося в ее сторону. Когда он подошел ближе, она не удержалась от робкой улыбки. К ее изумлению, он остановился, вопросительно глядя на нее сверху вниз своими полуприкрытыми карими глазами.
– Мне кажется, я вас знаю, не так ли? – спросил Симон, еще издалека приметивший длинноногую рыжеволосую красотку, выделявшуюся в серой массе пассажиров.
– Не думаю, – ответила Шейла, слишком взволнованная, чтобы скрывать правду. – Вернее, я-то знаю, кто вы, но мы с вами незнакомы.
– Хватит мечтать, радость моя. Сзади тебя еще полно народу, так что отходи, если ничего не желаешь.
Шейла огляделась и с удивлением обнаружила, что подошла ее очередь.
– О, прошу меня извинить. Кофе, пожалуйста.
– Сделайте два, – вмешался Симон. – Нет уж, позвольте мне, – и он мягко взял Шейлу за руку, когда она потянулась к кошельку, чтобы расплатиться. От одного его прикосновения она почувствовала слабость в коленях. С высокомерным видом передав бармену пару фунтов, он взял пластиковые стаканчики с кофе, и они отошли от стойки.
– Вам приходится каждый день так путешествовать? – спросил Симон, презрительным взглядом окидывая переполненный мрачный вагон.
– Да, – смутилась Шейла. – Я живу в деревне, в десяти милях от станции. Моя крестная умерла и оставила мне крохотный коттедж. Еще ребенком я часто и подолгу гостила в этом доме и очень его полюбила, так что расстаться с ним так и не решилась. – Она запнулась, поймав себя на том, что начинает нести вздор, но близость Симона совершенно расслабила ее. К своему огромному удивлению, она заметила, что он слушает ее с ободряющей улыбкой.
– Так у вас была поистине сказочная крестная, – пошутил Симон, и в его глазах промелькнул то ли лукавый огонек, то ли хищный блеск – сказать наверняка было трудно; каждый видел то, что хотел.
Шейла усмотрела первое.
– Да, – сказала она, – своих детей у нее не было, а я была ее любимой крестницей.
– Ничего удивительного. – Симон вновь посмотрел на нее, и она почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам. – Мы что, будем и дальше так балансировать, – продолжал он, словно не замечая ее смущения, – или найдем, где присесть? – И он увлек ее в сторону вагона первого класса.
– Боюсь, у меня нет билета в первый класс, – печально сказала Шейла.
– Все в порядке, – ответил Симон. – Вы со мной. – В его голосе чувствовалась полная уверенность в себе.
Оказавшись в уютной тиши вагона первого класса, Шейла поймала себя на том, что почти все время говорит. Это было на нее не похоже. Изредка вставляя остроумные комментарии, вопросы или попросту изображая сосредоточенное внимание, Симон заставлял ее чувствовать себя самой удивительной женщиной в его жизни. Когда они расстались на Паддингтонском вокзале – она отправилась в свой офис на метро, он на совещание на такси, – Шейла подумала о том, что он за это время узнал о ней гораздо больше, чем стремились узнать ее прежние приятели. Весь день она работала, словно автопилот: мысленно она все еще была с Симоном. Эти глаза, смех, взгляд, в котором сочетались глубокий интерес и сексуальный призыв, – воспоминания об этом вызывали у нее дрожь и рождали смешанное чувство радостного ожидания и страха. Именно этого привкуса опасности так не хватало до сих пор в ее жизни. Симон ни словом не обмолвился о новой встрече, но Шейла чувствовала, что пробудила в нем интерес. Оставалось ждать его следующего шага, но перспектива ожидания казалась ей невыносимой.
