— Если мои знаменитые братья так желают, мы сделаем это.
Конечно, он с большим удовольствием ускакал бы прочь, но знал, что этого сделать не сможет. Лошадь его была далеко не такой быстрой, как пули Шеттерхэнда и Виннету. Правда, у него имелось гладкоствольное ружье, у троих его спутников — такие же, но им было далеко до нарезных ружей знаменитых охотников, так что Трехпалый чувствовал себя все равно что безоружным. Он слез с лошади, его люди последовали за ним. Ведя лошадей в поводу, все подошли к скале и опустились на землю. Затем Трехпалый снял с шеи свою трубку мира и сказал:
— Мой кисет пуст. Может быть, у моих старших братьев найдется кинникинник, чтобы наполнить калюмет?
— Табака у нас хватит, — ответил Олд Шеттерхэнд. — Но прежде чем мы раскурим трубку и поедем в пуэбло, чтобы стать твоими гостями, могу ли я узнать, что за воинов мы там встретим?
— Моих воинов.
— И больше никого? Мне говорили, что ты приютил у себя каких-то чужих воинов. Сейчас время раздоров между некоторыми индейскими племенами, а также между краснокожими и бледнолицыми. Ка Маку понимает, что теперь приходится быть осторожным.
— Если мои братья приедут ко мне, они не найдут у нас чужих воинов.
— И все же от ранчо Форнера к вашему пуэбло идут следы, их много. А от пуэбло уходят следы всего пяти всадников.
Трехпалый испугался, но сумел не показать этого и заверил твердым голосом:
— Мои братья заблуждаются. Я ничего не знаю про эти следы.
— Вождь апачей и Олд Шеттерхэнд никогда не ошибаются, если дело касается следов. Они не только знают отпечатки конских копыт и человеческих ног, но и знают имена этих людей.
— Тогда мои братья знают неизвестные мне имена.
— Разве ты никогда не слышал про Гринли, Нефтяного принца?
— Нет.
— Ка Маку лжет!
Вождь схватился за рукоятку ножа и гневно закричал:
— Неужели Олд Шеттерхэнд хотел оскорбить храброго вождя? Тогда ответ ему даст мой нож!
Белый охотник равнодушно пожал плечами и ответил:
— Почему Ка Маку совершает такую большую ошибку, угрожая мне? Он знаком со мной и прекрасно знает, что получит пулю, прежде чем острие его ножа коснется моего тела или он успеет направить на меня свое ружье.
Продолжая говорить, Олд Шеттерхэнд одним махом выхватил оба револьвера и направил их дула прямо на вождя. Тотчас и Виннету выхватил свои револьверы, держа под прицелом остальных индейцев. А Шеттерхэнд тем же спокойным тоном продолжал:
— Клянусь вам Великим Маниту, которого почитают все краснокожие мужи, что при малейшем движении вашего оружия наши стволы выстрелят! Шеттерхэнд никогда не нарушает своего слова, и вы это хорошо знаете, как и другие индейцы! Вы знаете, что в каждом из этих револьверов по шесть патронов. Пусть мой брат Виннету соберет ваши ножи и ружья. Кто попробует защищаться, кто сделает хотя бы одно легкое движение, немедленно получит пулю. Я сказал. Хуг!
Последнее слово у индейцев всегда считается подтверждением сказанного. Тем самым Шеттерхэнд дал понять, что свою угрозу он непременно осуществит. Взгляд его сверлил вождя, когда тот, боясь даже пошевельнуться, позволил апачу отобрать у себя нож и ружье. И трое других не шелохнулись, когда их обезоруживал Виннету. После этого Олд Шеттерхэнд продолжил:
— Краснокожие воины видят, как обстоит дело. Они находятся в нашей власти. Только правда может их спасти. Пусть Ка Маку ответит на мои вопросы! Почему он дал двум пленникам убежать вместе с Нефтяным принцем?
— У нас нет никаких пленников, — свирепо гаркнул вождь.
— Еще раз говорю: Ка Маку лжет! Или он считает Виннету и Олд Шеттерхэнда мальчишками, которых легко обмануть? Сэм Хокенс, Уилл Паркер и Дик Стоун находятся у вас!
Дрогнувшие веки вождя показали, что он испугался, но ничего не ответил.
— И еще двое белых воинов, Фрэнк и Дролл, томятся у вас в плену. К ним надо добавить сына вождя навахо и его молодого белого друга, еще четверых белых мужчин с женами и детьми. Ка Маку все еще не хочет отвечать?
— Нет! — раздалось в ответ. — Ка Маку не жалкая шелудивая собака, чтобы позволить так с ним разговаривать.
— Хо! Буду говорить с тобой яснее! Может быть, трое других краснокожих воинов признают, что вождь их лжет слишком глупо?