В сложившейся ситуации, как легко можно догадаться, первой скрипкой стала фрау Розали. Сначала она страшно ругала индейцев, потом обрушилась на Сэма и его спутников, вина которых, по ее мнению, состояла в том, что именно они довели ее до нынешнего положения.
— Кто бы предположил такое двуличие в старом краснокожем бургомистре! — бушевала фрау Розали. — Он вел себя так мило, так дружественно, что я было подумала: вот-вот он пригласит меня на вальс. А оказалось, что он фальшивый обманщик и лжец! Отхлестать бы его хорошенько по щекам, надавать оплеух, настоящих, крепких оплеух! Что он, собственно говоря, хочет от нас? На что посягает? На наши вещи и деньги? Скажите мне, гepp Хокенс! Говорите, говорите! Что вы стоите как китайский истукан, который не может выдавить из себя ни слова! Я хочу и должна знать, как мне быть дальше.
— Понятно, что им нужна наша собственность, — ответил Сэм.
— Понятно? А мне не понятно! Моя собственность — это мое владение, и никто не может мне нашептать другого. Кто протягивает руку к моему законному владению, тот просто мошенник. Даже в Саксонии определены параграфы, за соблюдением которых строго следит полиция. А кто ворует, пусть скрывается, пусть прячется в нору!
— Да, все верно, но, к сожалению, мы не в Саксонии.
— Не в Саксонии? Ну, я-то уж точно еще долго не буду американкой! Да, я сейчас нахожусь здесь, но свое прекрасное саксонское гражданство пока еще отдавать не намерена. Я остаюсь дочерью чудесной саксонской земли на Эльбе. Саксы побеждали в двадцати исторических битвах, мы и здесь еще себя покажем. Понятно? Тридцать лет я пунктуально и честно выплачивала все налоги, пошлины и обязательства, я не должна ни единого пфеннига и, следовательно, могу требовать, чтобы мое родное государство позаботилось обо мне, когда краснокожее ничтожество обмануло меня и хочет отнять у меня все! Я не позволю ограбить меня и выгнать без единого пфеннига в кармане!
Сэм по-своему, как-то особенно взглянул на возбужденную женщину и сказал:
— У вас в корне неверное представление, фрау Эберсбах. Вас не будут грабить и выгонять.
— Нет? А что же тогда?
— Если индеец грабит, он и убивает. Если он возьмет нашу собственность, то возьмет и нашу жизнь, чтобы в дальнейшем мы не смогли отомстить.
— Господи, спаси! Кажется, вы хотите сказать, что нас хотят прикончить?
— Ну да.
— В самом деле? Это же неслыханно! Зная об этом, вы завели нас сюда? Герр Хокенс, извините, но вы чудовище, змей, настоящий дракон! Другого такого я не могу себе представить!
— Простите! Разве мог я знать, как поведут себя индейцы? Эти пуэбло всегда были дружественными и достойными доверия. Невозможно было предугадать, что они устроят нам ловушку, если не ошибаюсь.
— Зачем надо было забираться сюда? Мы же могли оставаться снаружи.
— В непогоду?
— Ах, непогода! Лучше бы меня окатили водой из десяти кадок, чем оказаться ограбленной и убитой. Об этом вы могли бы и сами додуматься. О небо! Быть убитой! Кто бы мог подумать! Я поехала сюда, чтобы пожить несколько лет настоящей американской жизнью, а едва ступила ногой на эту землю, как меня встречает само воплощение смерти. Хотела бы я видеть того, кто может это выдержать.
Тут к ней подошел кантор, положил на плечо руку и успокаивающе произнес:
— Не волнуйтесь понапрасну, дорогая моя фрау Эберсбах. Ни о какой смерти не может быть речи.
— Почему?
— Пока я с вами, вас не возьмет никакая опасность. Я защищу вас!
— Вы?.. Меня?.. — удивилась она, недоверчиво разглядывая его лицо.
— Да, я вас! Вы же знаете, что я сочиняю героическую оперу в двенадцати актах?
— Конечно, я слышу об этом слишком часто.
— Ну, так вот! Композитор — слуга искусства, и вы можете смело положиться на то, что это могущественное божество не позволит умереть ни одному из своих приверженцев.
— Но я-то не сочиняю!
— Ничего страшного: вы находитесь под моей защитой. Ради моей великой оперы я должен вернуться домой невредимым и в хорошем расположении духа, иначе мир лишится шедевра, а это было бы невосполнимой потерей. Об этом мне дали знать музы. Значит, во время моего американского путешествия ни один волосок не упадет с моей головы, а все те, кто находятся рядом со мной, защищены от несчастий.