Оба последних гостя гарцевали на утомленных лошадях, которые, похоже, были очень выносливыми и, пожалуй, могли выдержать еще немалые испытания.
Когда трое сели, а хозяин подошел и осведомился, что им нужно, малыш спросил:
— Что у вас есть выпить?
— Бренди, мистер, — ответил ирландец.
— Подайте три стакана, если уж нет ничего получше.
— Что здесь может быть лучше? Или вам шампанское подавай? Не очень-то вы похожи на тех, кто способен его оплатить.
— К сожалению, да, — кивнул человечек, скромно улыбнувшись. — Зато вы, наоборот, выглядите так, будто у вас его не одна тысяча бутылок.
Хозяин молча удалился, принес что заказывали и снова подсел к искателям. Малыш только пригубил бренди, после чего вдруг сплюнул и выплеснул содержимое на землю. Оба его спутника сделали то же самое, а тот, что был в гусарском ментике, растянул рот еще шире и выдал:
— Тьфу, дьявольщина! Бьюсь об заклад, этот ирландский мошенник хочет прикончить нас своим бренди! Что скажешь, Сэм Хокенс?
Старичок кивнул, но добавил:
— Сегодня ему это не удастся — пить не станем! Но с чего это ты вдруг назвал его ирландским мошенником?
— Хм, если кто с первого взгляда не видит, что он ирландец, тот просто болван, как пить дать.
— Совершенно верно. Однако то, что ты сразу его заприметил, очень удивляет меня, хи-хи-хи!
Это «хи-хи-хи!» было каким-то совершенно особенным, можно сказать, почти внутренним смехом, во время которого глазки малыша весело искрились.
— Хочешь сказать, что сегодня я болван? — глаза его спутника округлились.
— Сегодня? Почему сегодня? Всегда! Всегда, Уилл Паркер! Я тебе еще пятнадцать лет назад сказал, что ты гринхорн. Гринхорн, которого свет не видел! Что, не веришь?
— Нет, — прозвучало в ответ и в голосе говорившего не было и намека на то, что оскорбление сколько-нибудь вывело его из себя. — Давно уже нет никакого гринхорна…
— Свежо предание! Пятнадцать лет тебя ничему не научили — ты так и остался тем, кем был раньше, если не ошибаюсь. Не признаешься, значит, что ты все еще гринхорн? Что скажешь насчет тех двенадцати джентльменов, что пялятся на нас во все глаза?
— Ничего хорошего. Видишь, как они посмеиваются? Не над тобой ли, старый Сэм? Ведь на тебя без смеха смотреть-то нельзя!
— Я рад, Уилл Паркер, безумно рад. Это всего лишь одно из моих преимуществ перед тобой. Кто хоть глазком на тебя глянет, сразу расплачется — ведь физию печальнее твоей я в жизни не видел… хи-хи-хи!
Похоже, взаимные упражнения в подшучивании и укорах для Хокенса и Паркера были обычной манерой их общения. В действительности ни один из них никогда не думал о приятеле дурно. Третий гость до сих пор молчал; он подтянул сползшие вниз гамаши, при этом выставив далеко вперед свои длинные ноги, и наконец заговорил с ироничной улыбкой на тощем лице:
— Эй, а знаете вы, что думают про нас те джентльмены? Они там судачат о чем-то, похоже, не очень умном. Знатная компания! Или нет, Сэм Хокенс?
— Да, — кивнул малыш. — Главное, чтоб лбы не раскололи, а то сидят так близко. Ясно, что за птицы! Мошенники! А, Дик Стоун?
— Нутром чую — придется потолковать с ними.
— Конечно. И не только нутром! Почешем кулаки об их носы, если не ошибаюсь. Тех, на чей след мы напали, кстати, тоже было двенадцать. Скажи-ка, Уилл, слышал ты что-нибудь об искателях?
— Слышал? — недовольно буркнул Паркер. — У тебя, что, память отшибло, старый енот? Сам же столько раз рассказывал!
— Точно. Спросил только, чтобы узнать, научился ли гринхорн впитывать то, чему учат старые зубры. Итак, дорогой Уилл, допустим, что эти типы — искатели. Своего предводителя они зовут Батлером. Надо бы разузнать, что за кавалер носит такое имя.
— Так они тебе и расскажут!
— Не волнуйся! Они уже заинтересовались нами, эти «джентльмены». У них на лицах написано, что скоро явятся к нам, чтобы взять интервью. Только не болтайте лишнего, ребята! Любопытно, как они поведут себя.
— Уж не слишком учтиво, — подал голос Дик Стоун, — так что готовьтесь. Не дадим же мы им зайти слишком далеко!
— Думаешь, лучше вести себя погрубее? Нет, не согласен. Нас прозвали Троицей, и нам не пристало позорить имя, данное трем джентльменам, всегда добивающимся своего не грубой силой, а хитростью. Так поступим и сегодня. Только так, а не иначе.