— Нет.
— Будет ли он мстить навахо?
— Нет.
— Теперь я спрошу о том же моего брата Нитсас-Ини.
— Были убиты Хасти-тине и его спутник, — мрачно ответил тот.
— Их убили нихора?
— Нет, их убил бледнолицый, которого называют Нефтяным принцем.
— Значит, за их смерть ты не станешь мстить воинам нихора. Здесь вы едины во мнениях. Проблема состоит только в том, что нихора теперь окружены и в случае сражения прольется их кровь, но Нитсас-Ини не жаждет крови. Еще одна проблема в том, что Мокаши держит в плену восемь воинов навахо. Нельзя ли исправить это положение? Нихора отдают пленников, а навахо размыкают кольцо окружения. Потом можно закопать топор войны. Надеюсь, мои братья согласятся на это предложение, поэтому я сделаю вот что.
Охотник снял с пояса кисет с табаком, а с нашейного шнурка — трубку мира. Затем Шеттерхэнд спросил Мокаши:
— Согласен ли с моим предложением, вождь нихора?
— Да, — ответил тот, внутренне радуясь, что так легко ушел от опасности верной гибели.
— А что скажет на это вождь навахо?
Нитсас-Ини согласился, но добавил:
— Мой брат Олд Шеттерхэнд говорил больше за нихора, чем за навахо. Они находятся в нашей власти, поэтому и так должны отпустить восьмерых пленных. Мне стоит только послать своих воинов в лагерь нихора, чтобы освободить их. Справедливо ли ты сказал?
— Да. Я напомню тебе: кому ты обязан тем выигрышным положением, в котором теперь оказался?
— Тебе и Виннету, — ответил Нитсас-Ини, который был честным человеком.
— Все верно. Я говорю не для того, чтобы похвалить себя, а только лишь потому, чтобы ты справедливо отнесся к нихора. А что скажет на мое предложение мира мой брат Виннету?
— Ты говорил моими собственными словами, — ответил апач.
— А Маитсо?
— Я согласен с мнением Виннету, — ответил Вольф.
— Тогда пусть скажет свое слово Нитсас-Ини.
Вождь окинул взглядом своих воинов, затем посмотрел на противника. Ему было трудно отказаться от явных преимуществ своей позиции, но влияние его белой скво сказалось и здесь: из дикого индейца он превратился в более рассудительного вождя. Колебался он долго, но, в конце концов, произнес:
— Пусть мой брат Олд Шеттерхэнд поступит по справедливости. Нихора больше не должны оставаться в окружении.
— И ты готов раскурить калюмет с Мокаши?
— Да.
Тут Олд Шеттерхэнд поднялся, повернулся к индейцам и громко крикнул:
— Пусть воины навахо и воины нихора направят свои взоры сюда, пусть они увидят, что решили их вожди!
Охотник раскурил трубку и подал ее Нитсас-Ини. Тот поднялся, сделал шесть затяжек, выпуская дым к небу, земле и в направлении четырех сторон света, а потом крикнул так громко, что его услышали все присутствующие:
— Топоры войны будут зарыты! Мы курим трубку мира. Нихора отдадут пленников и станут нашими братьями. Это делаю и говорю я от имени всех моих воинов! Я сказал! Хуг!
Конечно, навахо были не очень-то довольны подобным исходом переговоров. Они имели очень благоприятное положение, от которого тяжело просто так отказаться. Но дисциплина не позволяла им выражать неповиновение. К тому же обычай раскуривания калюмета был для них священным, и они не осмелились бы противиться решению вождя.
А тот передал трубку мира Мокаши, который также встал, сделал те же шесть затяжек, потом столь же громко, как и Нитсас-Ини, объявил:
— Слушайте, воины навахо и нихора, томагавк войны снова закопан в землю! Пусть воины навахо разомкнут кольцо, а потом они станут нашими братьями. Я подтверждаю свои слова калюметом, и делаю это так, как будто все мои воины говорили то же и курили трубку мира. Я сказал. Хуг!
Нихора, которые вряд ли могли желать более удачного исхода, обрадовались больше всех. Олд Шеттерхэнд, Виннету и Вольф, в качестве свидетелей договора, тоже должны были сделать по шесть затяжек из трубки, однако произносить речи им не требовалось.
Совещание закончилось, и снова, в который уже раз, опаснейшая ситуация разрешилась миром. Навахо расступились, а поскольку на берегу места было мало, друзья и враги вместе направились к лагерю нихора, где предстояло отпраздновать заключение мира, а еще раньше — освободить пленников. Виннету, Олд Шеттерхэнд и Вольф вернулись наверх, где требовалось их присутствие, другие же белые остались пока внизу. Все они были безумно рады, что вражда закончилась именно так.