Кантор показался ей немного странным. Она покачала головой, а потом спросила:
— А что вы, собственно говоря, делали на той стороне?
— Сочинял.
— Это и есть работа над оперой?
— Да. Я сочинял выходной марш.
— Так громко?
— А по-другому нельзя. Я должен слышать, как звучат отдельные инструменты.
— Но это могло стоить вам жизни! А если бы поблизости оказались враги?
— Их не могло быть.
— Откуда вам это известно?
— Так сказал Сэм Хокенс. Потому он не стал за мной строго присматривать, и мне удалось незаметно улизнуть. Я ушел так далеко, что они не могли меня услышать, и стал пробовать различные голоса оркестра. И вдруг мне помешали. Меня схватили сзади, зажали горло и перенесли сюда. Надеюсь, что теперь меня вернут на прежнее место.
— Так и будет. А далеко до вашего лагеря?
— Четверть часа хода, забираться дальше не имело смысла.
— А кто там командует?
— Сейчас — Сэм Хокенс. Олд Шеттерхэнд дал указание, чтобы мы как можно скорее шли по его следу. А вечером мы, естественно, должны останавливаться, ибо в темноте следов не видно.
— Хорошо, я должна поговорить с мужем.
Она хотела отойти, но кантор схватил ее за локоть и попросил:
— Не забудьте сказать ему, что я служитель искусства и сын муз! Меня нельзя таскать по воде, как это сделали в прошлый раз!
Вольф, стоявший в сторонке и прислушивавшийся, подошел к кантору и с большим упреком в голосе сказал:
— Тогда вы должны были оставаться дома. Сыновьям муз нечего делать на Диком Западе!
— Но почему? — искренне удивился кантор.
— Потому что они, если хотя бы чем-то напоминают вас, совершенно бестолковые и безумные люди.
— Ого! Я попросил бы все-таки говорить со мной в другом тоне…
— Тихо! Вы поступили крайне неосторожно. Если Сэм Хокенс считал, что здесь нет врагов, то он заблуждался. Вы ушли из лагеря без разрешения, и это легко могло стоить жизни всем вам. А что было бы, если бы на вас наткнулись не мы, а нихора?
— Но они же находятся на левом берегу!
— Они могут перейти реку. И тогда вы бы погибли. И вообще мы не слишком верим вам. Мы вынуждены послать разведчиков, чтобы проверить, что в вашем рассказе правда, а что нет.
— Все правда! Даю вам свое слово.
— Ваше слово ничего не стоит. Вы кажетесь мне таким путаником, что я не завидую людям, которым приходится иметь с вами дело. Кто знает, сколько бед вы уже натворили.
— Ни одной! Искусство несет с собой только здоровье и благодать.
— Но не его служители, если они похожи на вас.
— Это оскорбление! Да и кто вы такой? Вы говорите по-немецки. Значит, вы мой соотечественник?
— Да.
— Тогда вы должны быть вежливее. Когда соотечественники встречаются так далеко от родины, они должны радоваться, а не злиться.
— В этом вы правы. Но надо быть ангелом, чтобы не злиться на такую бестолочь, как вы. Не только безопасность своих спутников, но и саму их жизнь вы ставите на карту, а меня это тоже немного касается, потому что, если не ошибаюсь, с вами находится очень близкий мне человек.
— Кто бы это мог быть? Наверно, фрау Розали Эберсбах?
— Какая фрау! С вами был молодой немец по фамилии Вольф?
— Конечно, Адольф Вольф. О, так вы его дядя?
— Именно. Оказывается, вы можете мыслить логически. Это примирит меня с вами. Садитесь! Вам придется подождать здесь возвращения разведчиков. Я сам пойду с ними.
Потом седовласый перевел индейцам все, что услышал от кантора. Итак, было решено, что Вольф вместе с двумя краснокожими переберется через реку и отыщет лагерь белых.
Все трое были хорошими пловцами, они легко и быстро переправились на другой берег и пошли налево, вдоль реки. Очень скоро они услышали шаги и быстро спрятались в кустах. Приближавшиеся разговаривали между собой, но очень тихо. Когда они подошли ближе, Вольф увидел, что их двое. Неизвестные остановились и прислушались.
— Это ужасный человек! — сказал один, — вроде бы ходит весь в себе, но как только мы разбиваем лагерь, он куда-то смывается. И мы теперь должны обшаривать все направления, чтобы его отыскать, а громко кричать нельзя, не то найдется ухо у какой-нибудь физии, которая совсем не дружески к нам настроена. Если мы его найдем, то свяжем. Не так ли и ты кумекаешь, старина Дролл?