– Я тебе благодарна, правда…
Я встаю:
– Не продолжай.
– Нет, подожди… – Она вцепляется мне в руку – до крови.
– Не надо.
– Нет, надо. Послушай. – Она смотрит прямо на меня. – Я… Это не мое решение, но я сейчас не могу.
– Все зависит от нас. Нет судьбы, кроме той, которую мы творим.
Она грустно улыбается:
– Есть. Ты руси, ты не знаешь, что это такое. Вы живете не так, как мы. У меня есть семья, есть родственники. Если они не смогут отомстить мне, они смогут отомстить им. У нас так делается.
– Кто отомстит? Что им нужно? Денег? Я дам. Если надо – я убью каждого из них.
– Не надо. Ты… действительно этого хочешь?
– Черт возьми, а ты этого еще не поняла?!
На нас уже смотрят.
– Я… Поняла. Но есть то, что я должна закончить. Как только я закончу… Если ты не передумаешь…
– Передумаю?!
– Если ты не передумаешь… Я тоже люблю тебя. Пусть ты не мусульманин, а руси…
Я отпихиваю от себя тарелку:
– Да какая разница… Мусульманин, русский… Надо прекращать все это, понимаешь? Кто-то должен все это прекратить. Иначе никто не останется в живых. Никто.
Утренний свет струйкой меда сочится в окно, с соседнего минарета мулла выпевает азан, зовя правоверных совершить намаз. Окно забрано мелкой, особо устойчивой сеткой – на нем рванет даже граната, выпущенная из РПГ. Я лениво вслушиваюсь в мелодичный перелив азана. Проложенная светом дорожка к окну – как путь к Аллаху…
Амани прихорашивается у зеркала, само зеркало треснуто. Услышав шорох, оборачивается…
– Проснулся?
– Ага. Кофе хочу.
– Хочешь – иди и приготовь.
Это тоже наша обычная пикировка. Приготовить кофе ее не заставишь, она видит в этом мужской шовинизм и угнетение женщин. И за это я ее тоже люблю.
Мы в самом центре Садр-сити…
Ползу на кухню, вымотанный до предела. Ставлю на газовую плиту сковородку, там уже насыпан чистый белый песок с озер – кофе нужно варить именно так, а не так, как варят в России, – на газу или в кофе-машине. Из окна кухни виден небольшой дворик, соседний дом разрисован граффити до второго этажа, разбираю только автомат и надпись – «Смерть предателям». Чуть в стороне – довольно точная копия портрета Имама Али, четвертого имама мусульманской уммы, убитого здесь, на земле Междуречья, в бою под Кербелой вместе со своими сторонниками. С тех пор идет непримиримый раскол между Шия Али, партией Али, и суннитами, то есть теми, кто выбрал нового имама и забыл про свершившуюся трагедию. Уже пролилось бог знает сколько крови – и только сатана знает, сколько еще прольется…
Кофе уже вскипает коричневой пеной, я успеваю его вытащить из прокаленного песка, прежде чем пена выплеснется наружу. Аккуратно разливаю из турки по чашкам… И то и другое из меди, старинное, куплено на рынке – тут такие вещи копейки стоят. Точнее – филсы, которых не сто, как наших копеек, в одном динаре, а тысяча. Когда кофе немного остывает, на кухню входит Амани, толкает меня бедром, берет кружку. На ней обтягивающие джинсы, а вот сверху она не надела совершенно ничего. Интересно, она хоть понимает, как это заводит? Наверное, понимает, все женщины это понимают.
– Ммм… Великолепно. Все русские так умеют варить кофе?
– Нет. Только я. У нас обычно чай пьют.
– Зеленый?
– Нет. Черный, причем очень крепкий и без сахара. Это называется чифир.
– Чифир… – Она несколько раз повторяет новое слово. – Чифир… Круто.
Ни она, ни я не говорим о вчерашнем. Я не знаю, что говорить, и она, наверное, не знает…
– Что-то новое? – спрашиваю как бы невзначай. – Мне показалось, что ты чем-то озабочена. Есть что-то серьезное?
Она знает, кто я такой и чем занимаюсь. Но иногда говорит мне кое-что – наверное, то, что санкционировано руководством. Возможно, руководством санкционировано и другое… Но я об этом и думать не хочу. Мне хочется думать, что когда-нибудь и у меня будет семья. Хоть какая-то…
– Вообще-то да… – неохотно отвечает она, прихлебывая кофе. – В Басре убрали троих наших товарищей, водителя и двоих оперативников. Очень опытные люди. Очень.
Я киваю. Такое случается. Здесь, в Ираке, работают очень и очень многие. Американцы, израильтяне, мы, иранцы… Даже представительство белорусского КГБ тут есть. У белорусов тоже есть интересы… В этих странах есть миллионы людей, для которых стакан молока – лакомство.
