В глазах Кийи стояли слезы злости.
– В понедельник у меня был день рождения. Папи ушел с работы пораньше, мы собирались провести вечер вместе. Но стоило вам позвонить, и он тут же ушел, не сказав ни слова. Даже не сообщил, куда идет и когда вернется. Даже не взглянул на меня. А теперь приходит домой только поспать и принять душ, а потом снова уходит. И говорит только, что это по делам клана.
Шаэ почувствовала, что ее лицо пылает.
– Мне жаль. Это был срочный вызов. Я полагаюсь на вашего мужа в важных делах, нет второго такого столь же верного и надежного человека. Он был мне нужен. Да и сейчас тоже.
– Мне он был нужен больше, – выплюнула Кийя. – Я не Зеленая кость, в отличие от вас, но мне пришлось отдать клану четыре года жизни, которых уже не вернуть.
Она встала и пошла к двери.
– Кийя. – Шаэ презирала себя за то, что это говорит. – Я могу что-нибудь для вас сделать? Хоть что-нибудь?
Жена Вуна остановилась и медленно обернулась, словно вопрос застал ее врасплох.
– Коул Шаэлинсан, Шелест Равнинного клана, – сказала она, – оставь меня в покое, чтоб ты сдохла.
Беро арестовали и бросили в тюрьму. Конечно, ему не повезло – впрочем, как всегда. Недавно установленная камера перед спортмагазином в квартале Молоточек записала Беро, идущего с баллончиками краски и монтировкой за спиной. А на той неделе жанлунская полиция как раз устроила облавы, поддерживая порядок во время митингов протеста против расширения эспенской военно-морской базы. Тадино слег с желудочным гриппом, и Беро даже не с кем было разделить вину, когда его увели в полицейский участок.
И все-таки ему повезло. Если бы его схватил патруль Зеленых костей, он бы, скорее всего, оказался в больнице, а не в камере. С Беро случались вещи и похуже, чем несколько дней в тюрьме. Он позвонил на работу в «Двойную ставку» и сказался больным, чтобы там ничего не узнали, а сержанту полиции, который его допрашивал, отвечал односложно и пожимал плечами. Через три дня камеру отперли, а ему сообщили, что отпускают, наложив штраф в три тысячи дьенов, с условием через два месяца явиться в суд для уплаты, извиниться перед хозяином магазина и возместить ущерб, который еще не подсчитали.
Беро решил, что на этом все и кончится, и был неприятно удивлен, когда сержант не вывел его из полицейского участка, а проводил к задней двери, где его забрали два человека, кеконец и иностранец, и, так и не сняв наручники, посадили в серебристый фургон с тонированными окнами. Фургон тронулся в путь.
– Куда это вы меня везете? – потребовал ответа Беро.
– Расслабься, – сказал кеконец, хотя кеконцем он явно был только по происхождению, а говорил с иностранным акцентом. – Мы просто хотим поговорить.
– Да пошел ты, кем бы ты ни был, – гаркнул Беро, пиная спинку водительского сиденья. – Вы не имеете права меня увозить, эспенские свиньи.
– Заткнись, – рявкнул кеконец. – Если будешь кочевряжиться, мы отвезем тебя на работу, придется тебе объяснять своему боссу, как ты проводишь свободное время. «Двойная ставка» ведь принадлежит Равнинным? А разве не движение «За будущее без кланов» взяло ответственность за разгром в ней чуть больше года назад?
И Беро заткнулся. Кем бы ни были эти иностранцы, они знали о нем куда больше полиции. Кеконец набросил на голову Беро полотняный мешок и сказал:
– Это для твоей же безопасности. Просто сиди тихо и держи рот на замке.
Минут через двадцать машина остановилась. Дверь открылась, и Беро проводили в здание, по-прежнему с мешком на голове. Придерживая за локоть, его провели по коридору, потом еще через одну дверь и усадили на стул, после чего сняли мешок и наручники. Беро потер запястья и хмуро уставился на двух мужчин, которые его сюда привели. Тот, что говорил с ним в машине, был гладко выбрит, от него пахло странным одеколоном. У другого были светлые глаза и короткая стрижка. Они находились в обычной комнате без окон, со столом и стульями, похожей на переговорную в любом офисе.
– Вот, попей, – сказал кеконец, поставил на стол бутылку арбузного лимонада и открыл вторую для себя.
Несмотря на раздражение, Беро схватил бутылку, потому что его мучила жажда.
