Меж тем, мой жизненный вектор, который несколько дней назад внезапно стал флюгером и болтался во все стороны в порывах обстоятельств, начал приобретать свойства стрелки компаса и указывать направление поиска. Направление это называлось «Плоткин». Ну, хоть что-то.
А пока я неторопливо вышагивал по Старому Арбату, подставляясь под теплые душевные струи ностальгии. Начать я решил с каких-нибудь горячих пирожков — с капустой там, или рисом. На ближайшей будке, больше похожей на ДОТ, висел многообещающий прейскурант. Я остановился и вчитался: «Пирожки с мясом, пирожки с капустой, пирожки с рисом и яйцом, пирожки с картошкой, пирожки с грибами и жареным луком». Решил купить всё. Но глухой голос из ДОТа выпалил:
— Мужчина! Этого ничего нет. Если хотите, есть пирожки с марципанами.
С марципанами я не хотел. Это было чужое детство. Моросило. Но народу было немало. Не хватало прежней арбатской непринужденности, у всех словно появились какие-то внутренние актуальные задачи. Вообще, ощущение всеобщей целеустремленности стало раздражать. Мне не хватало медленно праздношатающихся.
В центре променада выросли огромные этажерки, обвешанные дорогими сувенирами. Шапки-ушанки, расписные платки и шали, янтарь, деревянные ложки… Когда-то все они имели обычные рабочие функции — греть, украшать… А стали приколом для иностранцев, символами места и ушедшего времени.
На Арбате было много видных дев. Особые приметы: носы обуви острые. Носы лица соразмерные. Глаза зеркальные. Рот сжат, как при нырянии. Лоб спокоен. Украшения не выражены. Форма одежды — аккуратная. Голос — умеренный до нервного. Скулы и грудь — высокие. Мне особенно понравилось глядеть им вслед.
Я задержался у бронзового Окуджавы в масштабе 1:1, ну или 1:1,1… он не стоял на постаменте, а словно бы шел по Старому Арбату. Демократизм порождал фамильярность, многие покровительственно приобнимали поэта и победоносно лыбились в объектив. Тут мне и показалось слишком примелькавшимся лицо незнакомого мужчины. Он курил на углу. Это могло означать все, что угодно, в том числе и то, что за мной следят.
Самый лучший способ проверить слежку — предаться Броуновскому движению. Я поиграл в молекулу — случайным образом менял скорость и направление. Все стало ясно. Да, за мной следили. Ну а кто, а вернее для кого, предстояло выяснить.
Сначала я испугался, что меня все-таки выпасли старики, ведь всегда первым приходит в голову, что тебя нагнал тот, от кого бежишь. Потом понял, что это пока маловероятно. Решил было устроить засаду в какой-нибудь подворотне и выдавить из мужичка чистосердечное признание, но не стоило делать лишних резких движений с чужими документами в кармане. Да если чуть подумать, сразу становилось понятно, что Саньке хотелось, пригласив меня в «большую игру», убедиться, что я не веду еще и двойную. Я бы поступил на его месте аналогично.
Однако, в горле пересохло. То ли передергался, то ли завтрак с Санькой отозвался. Решил попить водички. Рядом с ларьком увидел привычный холодильник со стеклянной дверцей, за которой ждали меня минералка, пиво, соки. Я несколько раз тупо подергал дверь и пошел жаловаться ларечнику на неисправность. Этот ДОТ, судя по всему, находился в глубокой обороне. Я приник к бойнице и посетовал, что холодильник заклинило. Мне холодно процедили, что сначала деньги. Я заплатил и смиренно стал ждать, когда продавец покинет убежище и отопрет влагохранилище. Потом попросил его об этом. Ларечник выходить не стал, он еще несколько секунд высокомерно смотрел на не ведающего технического прогресса провинциала, потом щелкнул изнутри киоска тумблером и молвил:
— Ты же в Москве, мужик! У нас дистанционное управление.
В закутке, за ларьком куда я отошел — спокойно, без толкотни попить водички, прощались две человекообразные крысы. Одна была в милицейской форме, с сержантскими нашивками. Другая — «лицо азиатской национальности». Мент, явно довольный поживой, сыто рокотал:
— Ну, ты это… понимаешь сам… все-ж таки без регистрации ты, поэтому.
Азиат пятился и лыбился, как японка:
— Я пинимаю, да, кинешьна… нет ригисьтьрация — нада пилатить…
