— Погоди! — Неферт выбежала навстречу брату. Сердце ее, как всегда, радостно екнуло, когда знакомые сильные руки на мгновение подняли ее в воздух. В конце концов, он ведь не поехал к этой Яхи! И вообще ему нет никакого дела до нее вместе с ее танцами!
— А кто этот гость, который приезжал тебя звать? — спросила она еще чуть-чуть сердито.
— Амени? Разве ты его не знаешь? Он же приятель нашего соседа, казначея Сети, стало быть — двоюродный брат твоего приятеля Инери.
— Моего приятеля?! — Неферт в гневе топнула ногой. — Никакой он мне не приятель!
— Неужто? Вы довольно забавно играли вместе, когда вам было года по три. Раздружились?
— Очень мне нужно с ним дружить! Я его просто ненавижу, я его так ненавижу, что готова выцарапать ему глаза! И он меня — тоже! Он говорит мне всякие гадости и швыряется в меня камнями! Очень больно!
— Так я ему уши надеру. Завтра же, — жестко сказал Нахт.
Неферт на мгновение увидела перед собой смуглое лицо Инери — и невольно удивилась впервые подмеченной ей странности, которая была в этом лице. Его светло-серые глаза казались такими холодными, словно их подернула изнутри изморозь, а слишком пухлые для мальчика, капризно вырезанные губы словно источали темно-багряный жар. Холод и жар — черты лица Инери соединяли их в единое целое.
— Нет, Нахт, — сказала Неферт с удивившей ее самое уверенностью. — Инери невозможно надрать уши.
— Так уж и невозможно?
— Понимаешь… — Неферт задумчиво прочертила на песке дорожки полоску носком сандалии. — Ты такой могучий, а он всего лишь мальчишка. Но если ты схватишь его за ухо, он, несмотря на это, на тебя бросится. Изо всех сил. И тогда уж тебе придется очень сильно его ударить.
— Ну, это необязательно, — Нахт улыбнулся. — Но если так, ты права. Кстати, из него может выйти толк. Но тогда ты от него держись подальше, ладно?
— Уж в этом не сомневайся! А выйдет из него толк или нет — мне нет никакого дела. А этот Амени — твой друг?
— Да нет, школьный приятель.
— Твои друзья — в песках?
— Странная ты змейка, спрашиваешь вещи, над которыми я сроду не задумывался… У меня нет друзей.
— Нет друзей? Почему?
— Не знаю, змейка. Как-то они никогда, вероятно, мне не были нужны. Да, не были: если мне что-то бывает нужно, то я хочу это получить и получаю. У меня нет только того, в чем я не нуждаюсь.
— Нахт, но ведь тебя все любят.
— Да, все — кто не ненавидит.
— Но я же не про врагов! Тебя любят везде, где ты появляешься… Стоит тебе только появиться…
— Меня все любят, змейка. Но видишь ли — я никого не люблю.
— Никого?
— Змейка, до очень недавнего времени я вообще не знал, как это делается.
— Я не понимаю…
— Ты знаешь игру в нарды, змейка?
— Да.
— Люди для меня всегда были и будут пешками нард. Любить я не умею, как не умею летать. Глупая девочка, когда я встретил тебя, мне показалось, что я схожу с ума: боль, нежность, забота… Летать мне было бы проще.
— Ведь ты меня любишь, Нахт?
— Змейка, я хотел бы сейчас поцеловать ремешки твоих маленьких сандалий.
— Так почему ты этого не делаешь?
— Потому, что ты еще очень маленькая змейка.
— Миура!
Кошка, гревшаяся на солнце шагах в тридцати от Неферт, казалось, ничего не услышала и тут же шмыгнула в лиловые заросли ирисов.
— Миура, постой! Мне очень-очень нужно с тобой поговорить!
— Ребенок Неферт!
Ну конечно! Только у Суб-Арефа есть это препротивное свойство появляться как из-под земли в самых неподходящих обстоятельствах!
— Я с сожалением вижу, что ты вновь преследуешь священное животное, гоняясь за ним с несомненно предосудительной целью схватить его и таскать на руках, как если бы оно являлось твоей куклой!
— Я вовсе не собираюсь таскать Миуру на руках! — воскликнула Неферт. — И вообще, эта кошка говорит! — Неферт тут же пожалела о сказанных сгоряча словах: сейчас Суб-Ареф разразится длинным-длинным нравоучением о том, что ложь является худшим из пороков, а бессмысленная ложь вдобавок не приносит никакой пользы.
— Ну и что из этого? — с большими раздражением спросил старший писец. — Разумеется, говорит, и с моей точки зрения говорит много лишнего. Кроме того, когда мы учились вместе в школе, у этой кошки была отвратительная привычка нарочно опрокидывать хвостом мой кувшинчик с толченой сажей прямо на папирус.