В их село приехала компания геологов из Санкт-Петербурга для исследований: трое молодых человек двадцати пяти – двадцати семи лет. Несколько дней они жили в деревенском клубе, и отец Алексея – он тогда находился в деревне – предложил им пожить в доме с семьей. Отец Алексея был человеком широкой души, он готов был последнее отдать незнакомым людям, помогал всем. Он очень уважал умных и образованных людей, тянулся к ним и всегда хотел уехать жить в Санкт-Петербург. Он часто говорил, что «Москва – большая деревня, а Питер – культурная столица», и, наверное, по этой причине пригласил этих нелюдей. Они согласились, отец их поселил в доме, провел с ними несколько дней и ушел в лес.
Дом у них был небольшой, деревянный – с двумя комнатами, кухней с большой печкой и сеновалом, сено было повсюду: на полу, на кроватях. По периметру кухни стояли банки-закатки, творог, сметана на продажу. Было два окна, одно из которых закрывал массивный книжный шкаф, – отец Алексея был образованным и начитанным человеком. Шкаф всегда был закрыт на ключ, так как отец считал книги своим богатством и боялся, чтобы дети их не испортили или жена их не продала в его отсутствие. На выходе из кухни стоял умывальник, дети туда носили воду из колодца. Немного грязные и обшарпанные кухонные кресла были сделаны отцом Алексея и обиты тканью в цветочек. В доме стоял запах старости, сырости и коровьего навоза. Полупотухшая лампа стояла на деревянном столе. В доме было мрачно и холодно, единственным развлечением детей было таскать сено из сарая и мастерить самодельные игрушки на печи, пока не видит мама.
И вот в один летний день дома осталась бабушка, сестра Катя, которой на тот момент было шесть лет, Леша и брат Митя. Трое геологов сидели и выпивали на кухне местный самогон, которым их угостил отец, веселились и делились успехами. На улице вечерело, бабушка доила коров в сарае, Леша и Катя играли на печи в самодельные куклы из сена. И тут один из них решил «поразвлечься»: ему «приглянулась» девочка, которая играла с братиком.
– Катенька, подойди сюда, – пьяный вдрызг, развалившийся на мягком кресле, хорошо одетый, в импортной рубашке и джинсах, геолог позвал девочку. Маленькая Катя, одетая в ситцевое платье и белые колготки, отложила куклу и покорно подошла.
– Хочешь поиграть с нами? – с ухмылкой прошептал он. – Ты в такие игры еще не играла, – сказал он и громко расхохотался.
От этих троих веяло страхом, жестокостью, чем-то разрушающим. Один вид их предводителя, Александра, вселял чувство ужаса – пьяный, физически развитый, крупный, под метр девяносто, имел резкие черты лица: выдающийся вперед подбородок, ярко выраженные надбровные дуги, темные волосы, вытянутое лицо и нездоровый блеск в глазах. Он схватил девочку за руку и начал стаскивать с нее колготки. Катя громко закричала, Леша спрыгнул с печки и побежал звать бабушку.
– Ба, там Катю обижают! – захлебываясь слезами, вскрикнул ребенок. – Там с нее колготки стаскивает этот дядька!
– О горе! – закричала бабушка и побежала на кухню.
На столе лежала Катя, за руки ее держали двое мужиков, а Александр ее насиловал. Катя орала, весь стол и платье в крови, а пьяные ублюдки упивались своим развлечением. Увидев бабушку, один из них подошел к ней и кулаком ударил в нос.
– Что вы творите, уроды? – это были последние слова бабушки в рассудке. Ее избили и выкинули в коридор. Леша с Митей подбежали к насильнику и вцепились зубами в его ногу, кричали и плакали.
– Отпусти сестру, отпусти, не трогай, ей больно, пожалуйста, отпусти! – кричал Леша.
Насильник откинул мальчиков, несколько раз ударил, запер в комнате и заколотил дверь деревяшкой. Дети сидели, слышали и видели в щель все, что там происходило. Один из этих уродов насиловал, а его подельники смотрели, как он издевался над Катей, как беспомощно она кричала от боли… Дети были очень испуганы, они плакали, били в дверь, но никто не слышал их…
Примерно через двадцать минут пришла мама. Вся комната была в крови, на полу лежала окровавленная, голая, полуживая Катя, за заколоченной дверью беспомощно плакали Леша и Митя, а бабушка лежала на полу в коридоре без сознания.
