Мой сценарий с американскими патентами преувеличен, конечно, но [срок действия] фармацевтических патентов США уже de facto может продляться до 28 лет при помощи [мер] по защите чувствительных данных и зачёта времени, [которое потребовалось] FDA для одобрения препаратов. США обеспечили включение этих положений во все три своих Соглашения о свободной торговле. И, как я уже говорил в Главе 6, в 1998 году авторские права США были расширены ретроспективно.
Читателю может показаться особенно недостоверным [согласие] Китая открыть свои рынки капитала на постоянной основе. Но когда ваша экономика становится второй в мире, очень трудно сопротивляться попыткам заставить «вести себя ответственно». Именно в такую ситуацию попала Япония, которую «Соглашением в «Плазе» 1985 года заставили, практически за одну ночь, ревальвировать свою валюту в три раза. Эта ревальвация послужила главной причиной [образования] гигантского «пузыря» японских активов, схлопывание которого в начале 1990-х годов (и некомпетентное управление после него) привели к экономической стагнации на десятилетие. То, что я сказал, будто бы КНР вступит ОЭСР в ознаменование 100-летия КПК, так это, конечно, шутка. Но вообще, когда страны [становятся] очень успешными, они могут стать чересчур самоуверенными, что хорошо видно на примере Кореи. До конца 1980-х годов Корея очень толково использовала контроль [движения] капитала для достижения большой экономической пользы. Но в 1990-е годы она широко и без особого планирования распахнула рынок каптала. Отчасти это произошло из-за давления Америки, но также оттого, что после трёх десятилетий «экономического чуда», страна стала слишком самодовольной. В 1996 году она решила вступить в ОЭСР и вести себя как богатая страна, на самом деле таковой не являясь. В то время её среднедушевой ВВП всё ещё составлял только треть от аналогичного показателя большинства стран-членов ОЭСР и всего четверть – самых богатых стран-членов (что всего лишь немногим больше, чем Китай, вероятно, достигнет в 2020 г.). Итогом стал кризис 1997 года. Так что мой придуманный рассказ о Китае представляет собой комбинацию реально произошедшего с Японией в 1980-е гг., и с Кореей в 1990-е гг.
Достоверно ли, что Бразилия подпишет что-нибудь вроде моего МАСИ? В сегодняшнем мире, совершенно точно – нет, но я рассказываю о мире в разгар Второй Великой депрессии, и об экономике, опустошённой ещё четвертью века неолиберализма. Также, не следует недооценивать того, как политические лидеры, [вдруг] оказавшиеся в нужном месте, в нужное время и движимые идеологическими воззрениями, могут творить [такие] вещи, которые совершенно из ряда вон для истории своих стран. К примеру, вопреки знаменитой британской традиции постепенности и прагматизма, Маргарет Тэтчер была радикалом, движимым идеологией. Её правительство изменило характер британской политики [навсегда или, по крайней мере, на] обозримое будущее. Аналогично, Бразилия может иметь [долгую] традицию самостоятельного мышления и прагматичной внешней политики, но это не является абсолютной гарантией против кого-либо, вроде моего Альфредо Кима, который загнал её в МАСИ, особенно [учитывая], что в самой Бразилии нет недостатка в идеологах свободного рынка.
Так что, моя «альтернативная история будущего» – не совсем чистый вымысел. Она опирается на реальность гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Если я намеренно нарисовал [довольно] пессимистический сценарий, то это для того, чтобы напомнить читателю, как велики ставки. Я искренне надеюсь, что через 30 лет, я окажусь совершенно неправ. Но если мир продолжит неолиберальную политику, ныне распространяемую Недобрыми Самаритянами, многие из событий, которые я здесь «летописал» или очень на них похожие, могут [действительно] произойти.
По всей этой книге я вносил кокретные предложения, как нужно изменить политику во многих областях, как на национальном, так и на международном уровне, чтобы помочь развиться бедным странам и отвести катастрофический сценарий, который я привёл в моей «истории будущего». В этой завершающей главе, я не стану их повторять или [
