С каждым днем Хасан лишь сильнее убеждался, что весь остальной мир погрузился в спячку. За исключением тех, кто входил в его группу, да кое-кого из наиболее ревностных прихожан мечети на Паддинг-Милл-лейн, люди, которых он знал, представлялись ему заблудшими. Он не мог понять, почему они уделяют так мало внимания своему спасению; это озадачивало его так же, как озадачила бы мать, кормящая младенца из бутылочки с виски. Быть может, это и дает некие недолговечные выгоды — небольшую передышку от плача, — однако разумный человек вряд ли соблазнился бы ими. И ведь истину жизни, в том числе и жизни загробной, никак не назовешь совершенно скрытой от их глаз.
Хасан облизал губы, сглотнул. Найти и купить отдельные компоненты, из которых составляется бомба, было довольно просто, однако он знал, что теперь даже в самых жалких магазинчиках установлены видеокамеры скрытого наблюдения. А продавец может запомнить покупателя трех-четырех бутылочек прохладительного напитка и после вытащить его портрет из цифровой памяти камеры. И оттого Хасан покупал их в разных концах Лондона — по одной бутылочке. Сложнее всего оказалось добыть шприцы. В конце концов, он отправился в отделение скорой помощи ближайшей к нему больницы и заявил, что испытывает острую боль в области аппендикса. Назвал сидевшей в регистратуре девушке выдуманные имя и адрес. После часа полного бездействия Хасана отвели из приемного покоя в более оживленную часть больницы — туда, где находились медицинские сестры, койки и кабинеты с лекарствами и прочим; там его усадили на отгороженную ширмой койку и велели ждать доктора, который скоро придет. Прождав минут десять, Хасан выглянул из палаты. Устланный линолеумом коридор был пуст. Хасан, решив сказать, если его остановят, что ищет уборную, отправился на поиски. Навстречу ему попались две дородные медицинские сестры, родом откуда-то из Вест-Индии, однако ни одна из них его не остановила. В конце коридора обнаружилась комната со столом, на котором стояли овальные картонные кюветы. Над столом висел шкафчик, и в нем Хасан увидел поверх коробки с гигиеническими салфетками вскрытую упаковку шприцов. Он взял дюжину, сунул шприцы в карман куртки и быстро вернулся в свою палату. Никто к нему так и не пришел, и еще через двадцать минут, проведенных им в душной, перетопленной палате, он вернулся в приемный покой и без каких-либо помех вышел во внешний мир.
Доехав на метро до «Глостер-роуд», Хасан покинул поезд и поднялся на улицу. Найти батарейки и одноразовые фотокамеры большого труда не составляло, да и стоили они дешево, а вот перекись водорода раздобыть было сложнее. Впрочем, на этот счет у Хасана имелся особый план.
В Клапаме, в квартирке на втором этаже дома, бывшего некогда коттеджем железнодорожного рабочего, на молодую женщину по имени Шахла Хаджиани смотрело с фотографии лицо Хасана.
Для отца Шахлы, иранского бизнесмена, покупка этой квартиры с одной спальней была вложением денег, однако сдавать ее оказалось делом хлопотным, и он разрешил дочери поселиться там бесплатно. Шахла, жившая прежде в Хакни с тремя подругами-аспирантками, так до сих пор и не смогла понять, нравится ли ей это. Временами, особенно по воскресеньям, здесь было одиноко.
— Ах, глупый, глупый мальчик, — сказала она вслух, опуская руку, в которой держала фотографию.
Это был самый обычный снимок, сделанный кем-то из знакомых на университетском выпускном вечере, и смеющийся на фото Хасан тогда еще не был таким религиозным. Сама Шахла была атеисткой, не признававшей ни англо-иудаизма матери, ни отцовской упрощенной версии ислама.
После того как она с успехом защитила первую свою диссертацию, профессора уговорили Шахлу защитить вторую, но уже по французской литературе, и теперь перед ней открывался путь в академический мир. Она согласилась написать диссертационную работу о поэзии сюрреалиста Поля Элюара, но ее немного пугала мысль о преподавании и работа в институтах, что естественным образом последует за защитой. Шахле слишком нравились вечеринки, путешествия и большие города, так что счастливая литературная одаренность, думала она, может обернуться для нее и западней.