Но знатоки меня разочаровали. Минут двадцать я смотрел, как Знаменский с Томиным расследовали кражу двух рулонов ситца на фабрике. Вроде бы всем уже было ясно, что главная воровка – замдиректора по хозяйственной части, женщина умная, но с большими пережитками в сознании, однако знатоки упорно это не замечали. Сообразив, что поймут они это лишь к концу второй серии, я тихонько выбрался из кресла, выключил телевизор, сполоснул кефирную бутылку и отправился спать.
Минут двадцать я честно пытался заснуть. Считал в двоичном коде от нуля до тысячи, вспоминал всякие забавные, хорошие истории, случавшиеся в институте на моей памяти – как Ойра-Ойра помогал Магнусу Фёдоровичу испытывать джинсы-невидимки, и какой конфуз из этого вышел, или как Кристобаль Хозевич решил-таки на «Алдане» принципиально нерешаемую задачу, но результат оказался принципиально непостижимым…
Подумав об «Алдане» и двух своих неумело сделанных дублях, шатающихся сейчас возле пульта, я загрустил. Они Володьке насчитают… так насчитают, что извиняться устану. А ведь можно часам к десяти всё закончить, а потом повозиться в своё удовольствие…
Додумывая эту мысль, я поймал себя на том, что уже не лежу в кровати, а приплясываю посреди тёмной комнаты, одеваясь. Ну и ладно. Нечего бездельничать. Не запугает меня Янус…
…Вахтёрша приоткрыла окошечко, когда я сбежал в вестибюль, и с лёгкой надеждой спросила:
– В кино пошёл, Саша?
– Нет, на работу… забежать надо на минутку… – виновато ответил я. Вахтёрша наша, Лидия Петровна, словно поставила своей основной целью следить за соблюдением трудового законодательства сотрудниками института.
На улице было холодно и пустынно. Чтобы не замёрзнуть, я пробежался до института и влетел в двери так энергично, что какой-то домовой, вытирающий пыль с прикованного у двери скелета, испуганно шарахнулся в сторону, а скелет попытался зажмуриться. Мне стало немножко стыдно, и я перешёл на шаг. Работа кипела вовсю. По второму этажу десяток лаборантов тащили самое настоящее бревно, облепив его, словно муравьи спичку. Я секунду постоял, соображая, не нужна ли ребятам помощь, как они собираются протащить бревно в узкую дверь, и зачем им это самое бревно нужно. Но лаборанты были такими шумными и энергичными, что я не рискнул вмешиваться и пошёл к себе, на четвёртый. У дверей электронного зала я секунду постоял, вслушиваясь, потом резко вошёл. Как ни странно, всё было в полном порядке. Первый дубль сидел за столом и что-то писал на бумажке. Второй, пристроившись у него за спиной, бормотал:
– Запятую, запятую не туда поставил…
Я подошёл и глянул. Дубль самонадеянно проверял мою программу. Запятая и впрямь была не на месте. Я вздохнул. Первый дубль покосился на меня и быстро исправился.
– Работать-работать, – сурово велел я, отходя к «Алдану».
Машина работала вовсю. Гудели ферритовые накопители, щёлкали реле, перемигивались лампочки. Я погрозил дублям пальцем и величественно вышел. Меня посетила хорошая мысль.
Безалаберный Витька, конечно же, и не подумает взять цемент для ремонта. Следовало запастись им самому, а завтра поутру принудить Корнеева к трудотерапии. Ухмыльнувшись, я поднялся на пятый этаж и подошёл к кабинету Камноедова.
Кабинет, конечно же, был закрыт и охранялся суровыми ифритами. Модест Матвеевич трудовую дисциплину никогда не нарушал…
Я быстренько прошёл мимо стражей и свернул в маленький тёмный коридорчик. Вёл он в казармы домовых, у которых всегда можно было раздобыть извёстки, гвоздей или шпингалеты. Домовые – существа крайне запасливые, и все сотрудники по мелочам пользовались их услугами.
Дверца, ведущая в казармы, была замаскирована под картину, изображавшую бревенчатый домик на краю пшеничного поля. Домовых, похоже, частенько одолевала ностальгия, ибо картину эту, по слухам, нарисовал кто-то из них. Я постучал пальцем по нарисованному домику, пытаясь попасть по крошечной двери, и картина плавно повернулась, пропуская меня в казарму.
Здесь было темно и тихо. Впрочем, тишина казалась ненатуральной, словно только что шёл галдёж и веселье, а теперь остались лишь шорохи по углам. Открыв рот, я уже собрался было гаркнуть, подзывая дневального, когда кто-то подскочил ко мне из темноты.
