Неделя длинных ножей - страница 98

— Да ну. Опять видеокамеру поставишь… — она откинулась на спину. — Не могу я при твоей камере.

— Я должен его видеть! Ты можешь это понять и не задавать лишних вопросов?

— И что ты с ним потом сделаешь? — обиженно спросила она, отвернувшись.

— Это уже не твоего ума дело, — холодно отрезал Демидов. — Запомни. Скажешь ему, если спросит, что Павел был твоим постоянным клиентом. Был влюблен и звал тебя замуж. И потому все тебе рассказывал. Где он, куда собрался, что там будет делать. И ты знала, что он затевает убить банкира Цивилло. Он сам тебе это сказал. Запомнишь?

Она снова повернулась к нему, ее ротик приоткрылся.

— Так он что, этот Павел, убил Цивилло? А это кто такой?

— Незачем тебе это знать. Запомни только то, что я сказал. Завтра проверю.

— Да-а… Я скажу, а тот меня найдет потом и прикончит.

— Если скажешь, как я велел, тебе нечего бояться. А сейчас спи.

…На другой день рано утром, приклеив усы и переодевшись в милицейскую форму, Трофим вошел в подъезд дома, где в свое время застрелил Красильникова с охранником.

Пожилая консьержка, читавшая книгу, подняла на него глаза поверх очков. Он приветливо ей козырнул и она снова уткнулась в ее страницы.

— Добрый вечер. Мне к Варенцовой Татьяне Тимофеевне, в сорок третью квартиру… Это, кажется, седьмой этаж?

— Седьмой, — подтвердила она. И снова уставилась в книгу.

— «Накануне»… — прочитал Трофим на корешке. — Это Толстой или Чехов? Помню, в школе проходили.

— Это Тургенев, — ответила она, скрыв улыбку.

— А, точно… — вздохнул он, нажав кнопку лифта. — Анекдот про него есть. Он ведь еще Муму написал… Классику надо читать, говорят, а все некогда. Работа, дом, семья, то-се… А по телевизору или убивают, или голые задницы показывают. Очерствеешь тут душой, честное слово. Значит, седьмой?

Он еще раз козырнул ей, войдя в кабину лифта.

И вышел на пятом. Позвонил в дверь, приветливо улыбнулся, когда в зрачке глазка сначала зажегся свет, а потом его заслонили.

Затем приосанился и строго подобрался, когда послышались щелчки открываемых замков…

— Смотри, что получается… — Денис разложил перед Турецким фотороботы, которые он показывал старушкам из дома на Братиславской, где был убит банкир Цивилло. — Один свидетель по фамилии Афанасьев узнал этого малого.

— Ты уже говорил, — сказал Турецкий. — Забыл? Его фотороботы уже разосланы, а Красильникову мы вызвали к себе повесткой… — он взглянул на часы. — Пора бы ей уже и появиться. Кстати, это про убийство ее мужа говорят, будто там нет никаких зацепок? — вспомнил он.

— То самое, — кивнул Денис. — После опознания Афанасьева я не поленился и показал этот портрет вдове еще раз. Говорит: он, точно. Как фотография. Только не верит, что он на такое способен.

— А почему, не объяснила? — спросил Турецкий. — Откуда такое доверие?

— Утверждает, будто он разговаривал с ней и с сыном, когда вышел из подъезда. Никуда не спешил, был спокоен и приветлив… И это он так легко разговаривал с ней сразу после того, как ее муж и его телохранитель были им застрелены в лифте.

— Больше нигде этот «приветливый» у нас не значится? — хмуро спросил Турецкий, разглядывая фоторобот.

— Нет. Проверялось.

— И чего вдруг он решил засветиться?

— Женщина уж очень интересная… — вздохнул Денис. — Разговоришься тут… Вдова, лицо серое, заплаканное, губы искусанные, никакой тебе косметики, а все равно очень хочется ее утешить. Тут я его понимаю.

— Родственные души? — насмешливо спросил Турецкий, набирая номер по внутреннему телефону. — Где там Зоя ходит?.. Говорю, засиделся ты в бобылях, однако… Что уже начинает вредить правосудию.

— Дык оперативной работой совсем завалили, гражданин начальник! — шутливо раскинул руки Денис. — Буквально света белого который день не вижу! А у себя в «Глории» мы только облизываемся, глядя, с какими девушками проводят время разыскиваемые нами папики… И заметь, как назло, нам, сексуально озабоченным, приходится вступать с привлекательными барышнями только в официальный контакт. Вредное производство, не иначе.

— Это о ком? Или о чем? — не понял Турецкий. — Ты опять про вдову Красильникова?