— И сотовый! — напомнил Дон. — Раз только позвоню, и хорош. Вы свободны.
— Но вы действительно оставите нас в покое? — начала она.
— Шантажировать не собираюсь, — усмехнулся Дон. — Не в моем стиле. У кого хошь спроси.
Потом он стал припоминать номер сотового Павла. Но вспомнил только номер одной из квартир, где тот бывал. И набрал его.
— Здравствуй, Лида. Мне Пашу бы… — сказал он, услыхав женский голос.
— Его нет. А кто его спрашивает?
— Да товарищ его… Слава. А когда хоть объявится?
— Вчера уехал. Ничего не сказал. Когда он вернется, сегодня, через неделю… Знаете, наверно, раз товарищ. Что-нибудь передать?
— Номер его сотовый не подскажешь? — он непринужденно перешел на ты. — А то забыл, а книжка в другом месте.
— Нет, он не разрешил… Что ему передать, если позвонит?
— Скажи, Слава Дон ему звонил. Он знает. Пусть поостережется! Тут такое начинается… Повнимательнее пусть будет, передадите?
— Хорошо… — неуверенно сказала она.
— Тебя ведь Лидой звать, точно? — спросил Дон. — Да ты не бойсь, он мне про тебя рассказывал.
Она промолчала.
— Я еще перезвоню попозже… — сказал Дон и вернул сотовый.
Черт, и поговорить не с кем… Паша — единственный, про кого можно сказать: этот не настучит. Из нынешних — один такой остался. Только работа вишь у него такая. Специфика, вернее сказать. Может пропасть на неделю, а то и больше, потом вернется с пачкой зеленых и все в момент просадит с корешами… Которых, тоже осталось — раз-два и обчелся.
И никогда не расскажет, где был и за что сегодня столько платят. Хотя чего там спрашивать?.. И так давно ясно, за что платят такие бабки. Стоит только на него посмотреть.
— Мы куда-нибудь поедем? — робко спросила она. — Вы же просили вас подбросить?
— Прямо, — показал Дон. — Уже говорил. На Большую Дмитровку. Там меня уже заждались. И повернете, где покажу.
— Так вы сегодня работаете? — от облегчения она разговорилась, а машина тронулась.
— Иногда я подрабатываю. Государство копейки платит. А жить-то надо. Сегодня я, считай, в отгуле.
— У вас семья? — спросила она после паузы.
— Мал-мала… — хмыкнул Дон, вспомнив собственное детство в большой семье с отцом-алкоголиком. — И все в соплях.
Он долго выбирал, где припарковаться, наконец велел остановиться возле небольшого грузинского ресторанчика.
Вошел, огляделся. Пусто и темновато. Пара ментов обедают за дальним столиком. Они безразлично взглянули на вошедшего Дона, потом отвернулись к своим тарелкам, издававшим запах харчо. О чем-то гундела их рация, торчащая из кармана форменной куртки, висевшей здесь же, на вешалке. Дон издали различил обрывки фраз: "…сбежал возле Белорусского из машины, вооружен и опасен… При задержании может оказать активное сопротивление…»
Святая правда, подумал Дон, усаживаясь. Запросто могу оказать. А эти сидят себе, кушают, и в мою сторону ни ухом, ни рылом. Вот отчего у нас растет преступность.
— Вот все, что у тебя здесь написано, — сказал он пожилому официанту с седой щетиной на щеках, указав в меню на раздел закусок. — А менты что у тебя едят?
Менты услыхали, приподняли головы от своих тарелок.
— Харчо, — невозмутимо ответил официант. — Будете?
— И харчо, — кивнул Дон. — дальше, бутылку водки, шашлычок на ребрышках. Ну и остальное, на твое усмотрение.
— Вы кого-то еще ожидаете? — спросил официант.
Дон поманил его пальцем, тот склонился к его уху.
— Они уже здесь… Только покуда об этом не знают. — И закончил громко: — А от моего стола бутылку шампанского нашей родной милиции…
Теперь все, включая повара, высунувшегося из окна раздачи, смотрели в его сторону. Откуда-то из соседней комнаты вышел пузатый, черноусый и лысый мужик, должно быть, хозяин этой бывшей шашлычной номер такой-то. Он взял у официанта запись заказа и подозрительно взглянул на гостя. Менты за своим столиком тоже навострились, приняли боевую стойку. За что, должно быть, их здесь и подкармливают…
— А ты, дорогой, в состоянии оплатить… — спросил хозяин.
— Сроду халдеев не обманывал! — оскорбился Дон.
…Он не просыхал два дня, меняя кабаки, и все вокруг Большой Дмитровки, стараясь далеко от нее не удаляться. Пил не один. Каждый раз у него появлялись новые друзья и собутыльники, ночевал черт-те где и черт-те с кем, утром всех начисто забывая. Все не решался, все ждал, когда закончатся деньги, чтобы явиться наконец в Генпрокуратуру с пустыми карманами.
