Демидов не сводил с него пристального взгляда. Котов мрачно смотрел в сторону, кивал, вздыхал…
— Ну да, как всегда. То у них машина не заводится, то бензин кончился… Ладно, что-нибудь придумаем. Вот тут у меня подполковник Демидов сидит, привет тебе передает… Он с машиной, с охраной, может, попросим его, если время есть, отвезти? Не положено, конечно… А что делать, с другой стороны? Как, Владимир Игнатьевич, не выручите нас? — он перевел взгляд на Демидова. — Может, подбросите задержанного Доронина в Благовещенский?
— Постараюсь… — приложил руку к сердцу Демидов. — Ну ты молодец, Макс… — восхищенно сказал он, когда Котов положил трубку. — Ловко все обставил.
— Втравил ты меня… — вяло отмахнулся тот.
— Значит, звони мне, как и что, — сказал Демидов, вставая. — Понял? Докладывай, держи в курсе дела, если вдруг кто опять заинтересуется.
…Когда Дона затолкали в кузов «уазика», он присвистнул от неожиданности.
— Мля, знакомые все рожи… Вы, в натуре, ничего не перепутали?
Дюжие омоновцы, севшие по бокам, молча сопели и смотрели в сторону. Дон обернулся в сторону кабины.
— Владимир Игнатьич, товарищ подполковник, наше вам! — продолжал Дон сквозь решетку окна. — Вы это куда меня?
— Потом все объясню, — ответил Демидов. — Как только отсюда отъедем…
Он явно нервничал и опасался проверки на КПП при выезде с Петровки, 38. Но все обошлось. Охранник только взглянул на удостоверения и сопроводительные документы, потом махнул рукой в сторону выезда.
До Садового кольца они ехали молча. Дон время от времени поглядывал на омоновцев, сидевших напротив него с автоматами. Но они смотрели в сторону, как бы не желая его видеть.
Когда подъезжали к Белорусскому вокзалу, Демидов сказал водителю:
— Притормози… — и снова обернулся в салон: — Парни, выйдите, разомнитесь. Перекурите там, пивка попейте, у меня вопросы будут к задержанному, прежде чем прокуроры начнут его колоть… Идите, идите, все нормально. И ты, Сережа, тоже сходи, — сказал он водителю. — Движок не выключай пока. Пяти минут нам хватит. — И перешел в кузов, где сидел Дон в наручниках.
Они остались в машине вдвоем и какое-то время молча смотрели друг на друга.
— Значит, к прокурорам меня? — спросил Дон.
— Слава, ты не думай, я все понимаю… — Демидов достал ключ от наручников. Потом посмотрел ему прямо в глаза. — Ты ж меня знаешь, я таких пацанов, которые стали на путь исправления, всегда уважал, помогал им и, как мог, поддерживал. Правильно?
— Ну, правильно, — настороженно подтвердил Дон, завороженно глядя, как Демидов вставляет ключ и открывает замок наручников.
— Сам знаешь. Я привык все делать по-справедливости. И твердо знаю: вины твоей здесь никакой. Анисимов еще телевидение позвал, ни с кем не согласовав… Славы ему захотелось!
— Анисимов? Сам позвал? — удивился Дон.
— Подонок он был, царство ему небесное. Если уж честно… Я знаю: ты его не собирался убивать. Он сам как бы напросился… Любой бы тоже психанул на твоем месте. Верно я говорю?
— Ну. Так и скажите это прокурорам! — воскликнул Дон, разминая освободившиеся от наручников запястья.
— Одного ты не понимаешь… — вздохнул Демидов. — А разъяснять уже нет времени… Короче, если бы это дело оставили у нас в районной прокуратуре, мы бы быстро все как есть установили, как непредумышленное, а то и несчастный случай натянули… То есть так, как все и было на самом деле. Беда, что это случилось на глазах всей страны, получило широкую огласку, общественный резонанс, пошли запросы в Думу, и возмущенная общественность требует крови… Чего смотришь? Да, в Думу был запрос. Словом, попал ты… И на этой волне встряла Генпрокуратура, теперь все понимаешь? А это уже очень серьезно, Слава.
— А там что, не разберутся? — спросил Дон.
— Да пойми, ты для всех — криминальный авторитет! Рецидивист. Об этом уже было столько сказано в газетах и по телевидению. И обратного хода нет. А им там сейчас — вот так! — он провел ребром ладони по горлу, — нужна повышенная раскрываемость громких преступлений.
— А вам она не нужна? — подозрительно спросил Дон.
— Ты про что? — не понял Демидов.
— Насчет раскрываемости.
