Неделя длинных ножей - страница 117

— Мне показалось, его главный недостаток вполне можно обратить в достоинство… — неопределенно сказал Авдей Карлович. — Но я должен еще подумать… Все на сегодня. Больше ничего не спрашивай. Сейчас мы пойдем вниз, в кабак! — неожиданно подмигнул Авдей Карлович. — Выпить хочу! Там стриптиз есть? Девки там хорошие, говоришь?

Авдей Карлович уже быстро одевался.

— Наши, русские, — ухмыльнулся Гена. — Вы-то как? Сможете? Сердце больше не прихватит?

— Нормально… — отмахнулся хозяин. — Нынче гуляем, завтра улетаем. Кстати, звони в аэропорт, забронируй места на самый ранний рейс до Франкфурта, оттуда есть подходящие до Москвы.

— Вы же говорили, выспаться вам надо, чтобы подумать…

— А я уже все обдумал. И все придумал.

…Джемал вошел в комнату, где были Оля и Вовик, последним. В сумраке комнаты на широкой постели смутно белело ее обнаженное тело. Она лежала, закусив губу и откинув голову в сторону.

Вовик сидел тут же на стуле, сгорбившись, и беззвучно плакал, уже не вытирая слезы.

— Замучили они тебя, да? — спросил Джемал, снимая плавки и садясь на край постели. — Мои племянники молодые ребята, горячие, неужели русской девушке такие не нравятся? Или стариков уже предпочитаешь вроде меня?

Она не ответила, только дрожь пробежала по ее телу, когда он коснулся ее рукой.

— Не знаю, что хозяин опять задумал и какое наказание тебя ждет… — его рука прошлась по ее животу, поднялась до сосков.

— Я ему все скажу! — тихо сказала она.

— Нет, девочка, не скажешь… — покачал головой Джемал. — Разве мы бы тебя тронули, если бы хозяин свой приказ сразу отменил? А пока он думал да перерешал, мой младший племянник Сурен уже весь в тебя вошел… Что я мог ему сказать? Сама подумай… Когда групповуха идет, кого тут остановишь? Они бы убили меня! — он мотнул головой на дверь. — Хоть я им и дядя родной. Сурен первый, а другие тоже хотят, сама знаешь… Не первый раз, а? Пропускали уже через групповуху, я спрашиваю?

Она не ответила, только промычала что-то неопределенное. Вовик по-прежнему сидел на табурете и качался взад-вперед, будто боялся остановиться.

— Но если ты хоть слово хозяину нашему скажешь… — негромко сказал он, взял ее за горло и слегка сдавил, она застонала.

— Пусти, больно же…

Он не сразу отпустил и помотал головой, как бы представив себе, что ее за это ожидает.

— Пожалеешь, дочка, что на свет родилась. Сколько тут живешь, пора бы запомнить: дядя Джемал ничего просто так не говорит. И тебя это касается! — он упер свой палец в Вовика. — Это тебе не виртуальные игрушки. Это жизнь! — он поднял палец вверх. — Теперь сюда смотри, кому говорю! На всю жизнь запомни, сучонок, как надо таких девочек ласкать, чтобы приятное им сделать! И как не надо хозяина предавать!

И он замедленно, глядя на него, лег с ней рядом.

Павел проснулся рано утром от громкого стука в дверь квартиры. Он заглянул из кухни, где спал, в комнату, где были старики. Они испуганно о чем-то шептались, а увидев его, замахали руками:

— Закройся, Паша! И не выходи…

— Сами как-нибудь…

— Открывай! — послышались грубые голоса, — Петька, оглох, пень старый? Сейчас дверь выломаем, хуже будет!

Павел быстро надел свитер, взвел предохранитель пистолета, сунул его сзади за пояс, выглянул в окно. Обязательного в таких случаях милицейского «газика» видно не было.

Старик, придерживая спадающие кальсоны, прошел к входной двери. Оглянулся еще раз в сторону кухни, встретился взглядом с Павлом, махнул на него рукой: спрячься. И перекрестился, прежде чем ее открыть.

Тонька подошла к нему. Встала рядом, поправляя дрожащими руками жидкие седые волосы.

Дверь открылась, и переднюю сразу всю заполнили двое молодых парней в куртках-дутиках, делавших их еще более толстыми, а также какая-то жутковатая баба из ЖЭКа в искусственной шубе и с потрепанной прошитой тетрадью, какие обычно используются для учета, с прозрачной папкой с бумагами. А за ними втиснулся пузатый, краснолицый и лысоватый милиционер в форменной куртке с погонами и с глазами навыкате, казалось, заранее выпученными на окружающее его безобразие.

— Серегин! — закричала женщина на Петьку. — Ну ты подумай! Сколько можно, а? Тебе, как ветерану, пошли навстречу, добавили срок на сборы, а ты еще здесь?