Когда Пуки закончила, на нас оказалась армейская униформа, и все стали мужчинами. Мы договорились об этом заранее, на случай, если по округе распространится слух о подозрительной группе, состоящей из одного мужчины и двух женщин. Проблемы начались, когда Пуки настояла на том, чтобы мы приняли облик жалких, ничтожных хиляков. Она считала, что такой облик скорее вдохновит супостата на атаку. Поскольку мы с Оссой уже настрадались от подобного обличья в "Гербе Шервуда", мы потребовали, чтобы справедливости ради Пуки придала столь же жалкий образ и себе. Накал и продолжительность дискуссии по этому поводу свидетельствовали: Пуки, каким бы профессионалом она ни была, все же не лишена женского тщеславия. Однако, в конце концов ей пришлось уступить. Справедливость восторжествовала.
Наш план был чрезвычайно привлекателен и прост в теории, зато оказался на редкость тосклив при воплощении в жизнь. В основном он сводился к тому, чтобы повторить путь сборщиков налогов, на которых напал этот шут. Мы должны были изображать отряд, отставший от своих и спешащий с ними воссоединиться. Логически рассуждая, мы, оказавшись в тех же краях, должны были стать объектом нападения. Но в отличие от первого отряда наша группа к атаке была готова. На практике это означало, что нам приходилось пройти через множество поселений, в которых солдат, мягко говоря, вообще недолюбливали, а после первого визита сборщиков интенсивность этой нелюбви по меньшей мере удвоилась. Мои спутницы были уверены, что те словесные помои, которыми нас поливали во всех населенных пунктах, были следствием нашего менее чем героического вида. Я же был убежден в том, что грязь на нас лили только потому, что мы, с точки зрения публики, принадлежали к армии. На внешний вид народу было ровным счетом плевать.
Как вы понимаете, свое мнение я держал при себе. Нет ничего хуже, чем вступать в спор с расстроенной женщиной. Впрочем, хуже этого может быть только спор с двумя расстроенными женщинами – если вы, конечно, не готовы заранее принять все их аргументы.
– Я все-таки не понимаю, с какой стати мы должны таскать эти глупые личины, когда находимся не в городе, а в чистом поле, – пробубнила по меньшей мере в двадцатый раз Осса. – Нас здесь все равно никто не видит.
На сей раз ее нытье вызвало ответ с моей стороны. Возможно, это произошло потому, что я уже был на взводе. Не исключено, что это была реакция на двадцатое повторение одного и того же. Впрочем, был еще один момент: мне приходилось катить перед собой тачку. Наличие тачки говорило о том, что мы вживались в образ по полной программе, и о том, что в нашей небольшой группе явно имела место дискриминация по половому признаку.
– Эта личина нужна нам в городе для того, – ядовито ответил я, – чтобы те типы, которые информируют колдуна в черном, сказали ему, что мы являемся легкой добычей. А в сельской местности мы носим ее затем, чтобы упомянутый клоун, увидев нас, понял: мы именно та легкая добыча, которую заметили в городе.
– Тебя что-то беспокоит, Гвидо? – спросила Пуки. – В последнее время ты стал весь какой-то взвинченный и по пустякам выходишь из себя.
– Может, это потому, – серьезно ответил я, – что мы, несмотря на наши личины и эту треклятую тачку, которую я должен катить, слишком легкомысленно относимся к вышеупомянутому клоуну.
– Брось, Гвидо, – сказала Осса. – Неужто ты опасаешься какого-то шута в маске и в мантии с капюшоном? Что он такое против нас троих? По-моему, нам надо беспокоиться лишь о том, как побыстрее его найти.
– Полегче, сестренка, – охолонула ее Пуки. – Гвидо свое дело знает, и если его что-то тревожит, нам стоит прислушаться. Давай, Гвидо, выкладывай. Что в этом деле прошло мимо нашего внимания?
– Помимо фундаментальной посылки, состоящей в недооценке противника, меня тревожит несколько вполне конкретных вещей. Поясняю. Не могли бы вы описать мне внешность парня, за которым мы ведем охоту?
Женщины обменялись вопросительными взглядами, но ни одна не сказала ни слова.
– Вот так-то, – хмыкнул я. – Мы имеем (цитирую): "парня в черном одеянии, в маске и с капюшоном на голове". Конец цитаты. Помимо этого, нам ничего о нем не известно. Мы не знаем его роста, сложения и возраста, не говоря уж об уровне образования, о котором можно судить по манере выражаться. Он может сидеть рядом с нами за одним столом во время обеда, но мы об этом не будем знать.
