Не помню, как в туалет вошел мальчик. Ник. Он приказал девочкам исчезнуть, передал полотенце и долго утешал, пока я, захлебываясь плачем, жаловалась на жизнь. Он до сих пор не признался, как узнал об издевательствах и почему решил помочь. Но уже вечером все знали: это мой брат. Трогать меня опасно. Ник дружил со старшими парнями; его почему-то уважали, принимали на равных. Хотя что такого в одиннадцатилетнем худощавом мальчишке? Обычный ребенок. Впрочем, я тоже чувствовала в нем уверенность, взрослую серьезность.
Брат... Светловолосый, остроносый -- он действительно чем-то напоминал меня. Только Ник к пятнадцати годам похорошел и возмужал, а я так и осталась нескладной дурнушкой. За доброту, отзывчивость, характер Ника любили многие. Но больше всех -- я.
-- Не плачу, -- зажмурилась до белых пятен и сумела успокоиться. -- Пообещай...
А он долго-долго клялся, что не наступит такого случая, из-за которого он не встретит меня в мире "сбоку" через год. Он скупит целую фабрику мармелада и назовет её в мою честь. И мы обязательно заживем вместе, как настоящие родственники из книжек или старых фильмов. Как брат с сестрой.
Когда окончательно стемнело, мы сбежали из школы, ещё раз попрощались около девичьего барака, долго обнимаясь напоследок. На завтраке Ник не появился. Я выискивала его, вертелась, теребила ворот блузки. Впустую. Через час шестнадцатилетние, повесив за плечи рюкзаки, отправились к Главной Станции, где выстроились в змеящуюся очередь. На въезд во "взрослый мир".
Я осталась одна.
Закончился последний урок, ученики спешили к выходу. В этой разновозрастной толпе мне повсюду мерещился смех Ника, его интонации. Раза три я оборачивалась, но заставала других мальчишек, ничуть не похожих на друга. Замешкалась, осталась одна посреди школьного коридора. Именно там и обрушились неприятности. Пять соседок по спальне обступили меня кругом. Саля, одутловатая и вечно раздраженная, приторно заулыбалась. Из её голоса, нарочито заботливого, сочилась желчь:
-- Тяжко без Ника?
-- Нет, -- я попыталась вырваться, но плечи девочек сомкнулись, как ворота. Вплотную.
Саля толкнула меня в грудь, отпихивая к стенке.
-- Мы не договорили, -- сказала тринадцатилетняя Вера, короткой стрижкой и квадратными чертами лица напоминающая парня.
-- Мы и не начинали, -- процедила я, скидывая с себя её пальцы.
Людская память поразительна. Старшие, затеявшие облаву пять лет назад, давно уехали, но почему-то оставшиеся, мои сверстники или даже те, кто младше, по сей день жаждут мести. За что? За то, что не добили, не втоптали в грязь по самую макушку?
Они не учли одного. Раньше я была ребенком, теперь превратилась в человека, способного постоять за себя.
Ударом в предплечье я оттолкнула Салю. Та выругалась и вцепилась в мою косу, но я вывернулась. Кто-то подставил подножку. Рухнула на пол, сквозь зубы выпустив воздух. Коленка Веры заехала прямо в нос. От боли из глаз посыпались искры. Тонкой струйкой потекла кровь. Я оперлась на ладони и встала. Сумкой с планшетом проехалась по щеке Веры. И ещё раз. Она взвизгнула, прикрылась локтями. Саля схватила меня за подбородок, я извернулась, укусив её в руку. Отвесила звонкую пощечину.
Чьи-то пальцы грубо вцепились в плечо. И женский голос прошипел:
-- Стой смирно.
Строгий, властный, холодный. Я подняла взгляд. Сбоку высились две учительницы. Одной из них была Анна; её встрепанные волосы напоминали неподстриженный куст, в глазах плескалась неприязнь. Второй -- седовласая математичка, у которой занимался параллельный класс.
-- Что тут происходит? -- вопросила она, растерянно покачав головой. -- Ларка А, ты в своем уме?! Это ж надо, удумала избивать тех, кто младше и не способен дать отпора... Кошмар! Ты хоть осознаешь, чем чревато столь мерзкое поведение?
-- Позвольте мне пообщаться с нарушительницей, -- аккуратно перебила Анна. -- Я в трудных подростках разбираюсь. Живо за мной, -- рыкнула она, получив одобрение, и повела меня в свой кабинет под хихиканье, смешанное со шмыганьем, от Сали.
Можно было наябедничать, что виноваты девочки. Но я предпочла промолчать. Рукавом блузки стерла с лица подсыхающую кровь. Ощупала нос; повезло, целехонек. Когда-то давно я умудрилась упасть лицом об ступеньку и сломать его -- непередаваемые воспоминания. Сейчас он побаливал, но терпимо.
