В точку попал. А я как раз хотел. Как же я тогда узнаю его тайну? И как он не любит фамильярности! Да, действительно было в нём что-то аристократическое. Такие давно уже повымерли, а новые почему-то не рождаются. Да так сейчас даже и не выражаются. Тайна…
— Хорошо, Пётр. Обещаю. Ты отдыхай. После такой травмы и такой инъекции нужен сон. Вот твой чай, пей горячим и спи. А я пойду читать поздравления.
Он принял от меня кружку с чаем, а я ушёл. Включил пневмо-почту, забрал подарки, открыл окно, впустил летучки-открыточки — одна осыпала меня блестящими конфетками и пропела поздравления тонким противным голоском. Я допил чай и вернулся в спальню. Несчастный Пётр, выпив свой чай и поставив кружку на пол, лежал на животе и спал, свесив руку с постели. Бэкбэг лежал в изголовье, он придерживал его другой рукой. Как же он, однако, переживал-то за него!
Если в одном кармане бэкбэг лежит реанимационный комплект… тогда что же лежит в другом? Мне будет очень непросто сдержать обещание. Пожалуй, я даже его не сдержу. Надо будет забрать бэкбэг, когда он его отпустит. Такая возможность скоро представилась. Пётр со стоном повернулся на бок, но не проснулся. Теперь бэкбэг был свободен. Я осторожно дотянулся и взял его.
«В конце концов, — успокаивал я себя, — нужно же мне убедиться, что в нём нет какого-нибудь оружия или опасных веществ?»
Я ушёл в другой отсек блока, открыл слим бэгбэка и осмотрел его. Там лежала толстая книга, без каких-либо надписей на обложке. Историческая, — понял я, когда её немного полистал. Там мелким шрифтом было подробно описано как кто-то куда-то постоянно шёл и что-то непонятное делал. Также в бэкбэге лежала ещё одна белоснежная шёлковая туника, подшитая по краям странной, но богатой золотой тесьмой, а также два очень красиво расшитых чёрных шёлковых мешочка, завязанных верёвочками. С сильно колотящимся сердцем, я развязал первый. В нём лежали небольшие кусочки чего-то… Я поднёс их к лицу и понюхал… Хлеб? Это были просто кусочки засохшего хлеба! Я удивился и снова завязал его. Так, теперь посмотрим, что во втором… Я развязал верёвочку и извлёк маленькую четырёхгранную из тёмного стекла бутылочку, наполненную какой-то жидкостью. Я рассмотрел её на свет. Жидкость казалась красной… как кровь… Я решился открыть бутылочку. Аккуратненько отвинтил крышечку и с опаской понюхал. Это оказалось настоящее виноградное вино! Вот это да! Как странно… Слишком мало, чтобы напиться. Так, только смочить язык. Я закрыл бутылочку, положил в мешочек и обратно завязал его. Также я нашёл вязаный чехольчик, в котором лежали небольшая тарелочка золотого цвета, рюмочка из того же металла, какая-то ложка, нож, похожий на мастерок для шпаклёвки, ещё какая-то золотая крестообразная железка, и красивый, вручную вышитый платочек, со странными письменами, внутри которого было что-то маленькое зашито. Я крутил его и так, и эдак, смотрел на свет, но всё же непонятно было, что на нём написано. Вроде буквы и знакомые, но в какие слова они слагались — непонятно.
Да, вещи были очень странные. Но ничего криминального… За что его стеганули-то плетью? Он что, это украл? Непохоже… Казалось, наоборот, это была его ценность, а кто-то пытался её украсть. Теперь как же про это у него спросить, ведь я же влез в бэкбэг без его разрешения? Я осторожно вернул бэгбэк на место. Пётр так и лежал. Он спал.
Казалось, прошла уже целая жизнь, а на часах было только десять утра! Я спросил психоум, есть ли сегодня ещё сообщения. Оказалось, что есть их несколько. Некоторые были отправлены ещё ночью. Посмотрим!
Первое прислали ребята, с которыми мы год назад познакомились в виртуале, когда играли в одной команде за пиратов против колонистов. Они прислали мне видео. Я решил посмотреть его, пока готовлю. Я достал из холодильной камеры упаковку салата, вскрыл её и высыпал в миску, затем вскрыл прилагающийся пакет с маслом и специями, всыпал в салат и размешал. Всё. Салат готов.
Ещё у меня было заготовлено рагу. Я его быстро разогрел. Ну и конечно у меня был небольшой торт. Как же, День рождения — и без торта? Если никто не придёт, съем сам. Теперь же мне есть с кем съесть. Я обернулся на Петра и вздрогнул: он смотрел на меня.
