И вот теперь Л.М., известный среди друзей (и недругов, кстати, тоже) еще и под прозвищем Носорог (что отнюдь не указывало на его внешние габариты), скорбел по поводу смерти своего приятеля-соперника.
– Ты вот что, - продолжал Носорог все тем же глухим голосом, - подъезжай завтра на похороны. Митьку ты знал. Свои люди будут.
"С каких это пор я у тебя свой? - подумал Никита. - То, что в школе вместе учились, еще ничего не значит. Нужно будет - ты меня как муху прихлопнешь. Да не сам мараться станешь, а обломам своим команду дашь. Небось и Митьку они же застрелили".
О том, что Серегина убили в бандитских разборках, в городе было известно.
– Будь к двенадцати, - велел печальный голос, и в трубке раздались короткие гудки.
Совсем не хотелось Никите идти на эти похороны, И хотя никак он не был замазан в темных делах, но от подобных мероприятий всегда лучше держаться подальше. А в то же время интересно было посмотреть, как мафия своих "крестных отцов" хоронит. Правда, как бы потом соответствующие органы не начали Никитой интересоваться. Ничего криминального не найдут, но все же неприятно. Да все равно придется идти. Л.М. по два раза приглашения не повторяет. Не зря ведь Носорогом прозвали, хоть и за глаза.
Дом на бывшем Октябрьском, ныне Николаевском проспекте знали все. Когда-то купеческий, он стал после революции многоквартирным путем разделения жидкими перегородками огромных комнат на великое множество каморок. Жили там всякие люди: и начальники невысоко-то ранга, и инженеры, и даже рабочие из тех, что познаменитее. Несколько лет назад вокруг этого дома что-то закрутилось, некий темный вихрь, жильцов расселили в бетонные многоэтажки окраинных районов, а здание стали реконструировать. Официально, благодаря табличке на стене, возвещавшей, что это памятник архитектуры конца XIX века. И неофициально, поскольку предназначался он для людей солидных и зажиточных. Внешне дом почти не изменился, так, небольшой косметический ремонт, чтобы убрать следы разрушительного времени. Внутри же все временные перегородки снесли, не пощадили и многие капитальные. Сделали так называемый "евроремонт", и отныне стали в нем жить лишь несколько семей.
Шикарных автомобилей в этот день у дома собралось много. Когда все они ездят по улицам, не очень и заметно, что дорогих иномарок за последние годы в городе резко прибавилось. Зато когда все эти мощные "лошадки" собрались в один табун, стало ясно, что благосостояние граждан Основательно выросло. "Мерседесы" и "БМВ" теснили громадные вездеходы, и все они занимали полностью подъезды к дому, загораживали въезд во двор. Возможно, сделано это было не без умысла, чтобы посторонний задрипанный "жигуленок" или расхлябанная "Тойота" не влезли. Водители автомобилей, дожидаясь своих хозяев, из-за руля не выходили, курили молча, включив магнитофоны совсем чуть-чуть - из уважения к траурному моменту. Здесь каждый был сам по себе и не исключал, что в ближайшем же будущем мог стать врагом другим.
Уже в подворотне Никиту остановили. Двое коротко стриженных, в кожаных куртках необъятных размеров, спортивных штанах и кроссовках. Они стояли под аркой, прислонившись спинами к стене. Один из них подбрасывал на ладони монетку.
– Ты к кому, малый? - поинтересовался тот, что с монеткой. И хотя не было в его словах ничего угрожающего и вопрос был задан совершенно равнодушным тоном, Никита сразу остановился. Веяло от этих ребят какой-то дурной силой и ясно ощутимой опасностью.
– Да вот, - промямлил Никита, - Лаврентий Михайлович сказал прийти.
– Как тебя зовут? - спросил тот, что без монетки, и, получив ответ, вытащил из кармана коробочку сотового телефона. Коротко, вполголоса переговорил по нему, мотнул головой в сторону двора.
– Проходи.
Никита пошел, затылком ощущая холод изучающих взглядов охранников.
Квартиру покойного Серетина найти не составляло никакого труда. На лестнице, до самых ее дверей, стояли люди, тихо переговариваясь. Кое-кто курил. Никита, поднимаясь по ступеням, не впрямую, а искоса разглядывал пришедших на похороны. В основном это были молодые парни из той же породы, что и охранники в подворотне. В квартиру им заходить было не ведено, и они коротали время на лестнице, зорко наблюдая друг за другом и ожидая выноса тела. Хозяева прощались с коллегой. Никиту пропустили без вопросов, полагая, что раз человек миновал кордон под аркой, значит - свой.
