А там не находится этой решимости. И в утешение остается рассуждение, что, мол, не так уж и важен был момент, не таким значимым было место, и вообще все еще впереди. Слабое утешение.
Размышления его прервал звонок телефона.
Это была жена.
– Что же ты мне ничего не рассказал?! - Голос ее дрожал от возмущения.
– О чем? - поразился этому возмущению Никита.
– О том, что вчера на кладбище случилось. Ты ведь там был?
– Ну, был...
– А почему не рассказываешь?
– Погоди, но я ведь пытался рассказать...
Это было правдой. Он начал рассказывать, но жена, обнаружив, что у него испачканы брюки на коленях - на кладбище измазался, - устроила скандал. Вспомнила все случаи его неряшливости и даже пару таких, о которых он сам не помнил. В результате оглушенный и униженный Никита отправился в ванную чистить брюки.
– Ничего ты не пытался! - В голосе жены послышался металл безапелляционности.
По опыту Никита знал, что, когда этот металл появляется, спорить дальше бесполезно, а порой просто опасно. Он покорно вздохнул.
– Ну, слушай. Помнишь, на днях этого убили, Серетина?
– Это который мальчиков трахал?
– Он самый. Большой шишкой у бандитов оказался. Или, как это они говорят, - бугром. Все собрались его хоронить.
– Кто - все?
– Мафия, главные в ней! Ты бы видела его квартиру. Заблудиться можно.
– Да дальше ты, дальше!
– А что дальше? Разборки у них какие-то. Поехали на кладбище, а там не удержались, стали стрелять друг в друга. Я - за памятники и ходу. Вот тогда брюки испачкал. А ты на меня накричала. Я, можно сказать, от смерти чудом спасся.
О незнакомке в черном платье Никита благоразумно умолчал.
– Да погоди ты со своими брюками идиотскими! Как ты в них не навалил еще со страху... Кого убили?
Этот совершенно дамский выпад Никиту обидел. Он поджал губы.
– А я почем знаю? Что я там - осмотр места происшествия проводил? Хорошо хоть самого не пристрелили.
– Нет, ну вы посмотрите на него! - закричала жена. - Самого интересного он не знает. Да любая бабка на рынке больше тебя рассказать может. Тоже мне, очевидец!
Сарказм ее совсем расстроил Никиту. Он-то уже удивился и обрадовался, решив, что жена обеспокоилась его здоровьем. А ей, оказывается, трупы подавай!
– А этот твой приятель школьный там тоже был? Как его.." Лаврентий? - вдруг утихли на другом конце провода.
– Ну, был, - буркнул Никита.
– Его не убили?
– Да нет, вряд ли. Таких запросто не убивают. Но я точно не знаю, может, и зацепило. Там сильно стреляли.
– Так, ладно, дома все расскажешь подробно. А то мне бежать надо. - И она бросила трубку.
Никита положил свою. Вот же стерва все-таки! Форменный допрос устроила. Странно только, почему не спросила, как он сам попал на эти злосчастные похороны. И Носорогом интересовалась...
Он примерился и хлопнул по столу газетной трубкой. Муха, нагло прогуливавшаяся по бумагам, с восторженным жужжанием увернулась и взмыла вверх прямо перед его носом. Он яростно стал размахивать газетой, стараясь сбить ее в воздухе, но муха, совершая элегантные и быстрые виражи, с легкостью уходила от смертоносного средства массовой информации. Калибр у "Нашей правды" явно был не тот. Разозлившись всерьез, Никита вскочил с кресла так, что оно с грохотом отлетело на пол, и кинулся за крылатой мерзавкой. Муха маневрировала чрезвычайно умело, оставаясь неуязвимой и причиняя противнику максимальный урон, поскольку Никита в пылу погони то и дело налетал на мебель, больно ушибаясь. Шум от сражения стоял жуткий, словно по кабинету метался разъяренный вепрь.
Наконец, прощально качнув крыльями, муха нырнула в открытую форточку и растворилась в синеве летнего неба. Никита наткнулся на подоконник и чуть не вышиб лбом стекло. Он остановился, судорожно дыша, с налитыми кровью глазами. Пиджак расстегнулся, узел галстука сбился на сторону.
– С-сука! - прошипел неудачливый охотник сквозь стиснутые зубы. Швырнул газету на подоконник, повернулся... и ему стало плохо. Дверь в кабинет была открыта. Привлеченные шумом, в проеме стояли все конторские. Лица девиц выражали полный восторг. Еще бы! Зрелище для избранных! Зевс, разящий молниями!
