А девушка, прикрыв лицо длинными пальцами, ничего не видела, ничего не слышала. Она находилась еще во власти только что пережитых событий.
…Бесконечно длинная улица. Мелькают чемоданы, узлы, из-под ног уплывает земля. Да, да, это земля уплывает от нее, родная земля… Бежит парень в стоптанных ботинках. Лавина людей тяжело движется вперед. И нельзя ни отстать от этой лавины, ни оторваться от нее…
Вдруг неожиданно и неумолимо вырастает впереди станционное здание. Железная дорога! Как любила она в детстве все, что было связано с железной дорогой! Какая-то неуловимая таинственность жила в этих поездах, несущихся мимо неизвестных городов и селений, в этих рельсах, исчезающих в неведомой дали. Куда они понесут ее сейчас?
Пристанционный запах напомнил ей больницу, где все было пропитано хлороформом.
Поезд ждал людей. Он походил на погребальную колесницу, запряженную четверкой лошадей, покрытых черными попонами. Глупости! Снова эти назойливые мысли! Однажды мать принесла ей в больницу кусочек «наполеона», но она не смогла проглотить ни крошки: все казалось, что это последнее пирожное в жизни. Но вот уже больше месяца страх смерти покинул ее.
Людей стали загонять в вагоны. Однажды она видела, как в такие вагоны загоняли скот. Ей было отчаянно жаль этих животных, не подозревавших, что их ждет впереди: они покорно взбирались по мосткам.
«Люди! — хотелось крикнуть ей сейчас. — А для вас даже мостков не сделали!»
Лезли в вагоны кто как мог, торопились, словно боялись опоздать и упустить что-то важное в жизни.
Неожиданно перед ней выросла фигура Сейплаки. Может, она ошиблась? Нет-нет: только он так загадочно и нагло улыбается своими кошачьими глазами.
Сейплаки жил по соседству.
— Не правда ли, мадемуазель, удивительная встреча? Я глазам своим не верю! Ты, конечно, представляла ее иначе? — Парень выпрямился во весь рост.
Девушку затошнило от улыбки этого долговязого парня, напялившего на себя эсэсовскую униформу. Она всегда терпеть его не могла. Одно время Сейплаки пытался ухаживать за ней, но она избегала его, и тогда он решил, что девушка сторонится его из гордости, подыскивает себе жениха побогаче.
— Как видишь, колесо фортуны повернулось. Если будешь умницей, я спасу тебя…
Спокойно, спокойно! Лишь бы не видеть этой мерзкой улыбки!
— А эта униформа идет тебе! — через силу выдавила она.
Сейплаки улыбнулся и тронул Валерию за подбородок…
Снова Валерия увидела его уже в вагоне, куда он влез, чтобы сосчитать пассажиров. Пожилая женщина спросила Сейплаки, долго ли они будут в пути.
— Вы, конечно, недолго, — нагло ответил он.
Сейплаки пересчитывал людей, как считают скот. Несколько раз, словно невзначай, задел пальцем Валерию.
Когда Сейплаки соскочил вниз и что-то отрапортовал своему начальству, в вагоне прошел шепот:
— Насчитал восемьдесят один, а сказал — восемьдесят.
Валерия побледнела. Кого он утаил? Неужели ее? Что задумал этот кошатник?
Девушка уронила голову на колени и заплакала.
Жена торгового агента, догадываясь, что между девушкой и эсэсовцем существует какая-то связь, и надеясь извлечь для себя из этого пользу, принялась утешать Валерию:
— Золотая моя, успокойтесь! Все мы в руках всевышнего… Не принимайте так близко к сердцу! Вот увидите, все кончится хорошо!
Девушка даже не подняла головы.
— Что вы нянчитесь с ней? — раздался голос из глубины вагона. — Обойдется без вас, не бойтесь!
— Ну чего вы к ней пристали! Или нет у вас других забот?
Валерия подняла голову. Ей стало страшно, когда она разглядела лица: на каждом из них лежала печать обреченности. Потом перевела взгляд на белесого парня с открытым лицом и инстинктивно почувствовала, что это и есть тот, кто вступился за нее. Хотела поблагодарить взглядом, но Фери Илку отвернулся.
В ушах снова прозвучали насмешливые слова: «Обойдется без вас, не бойтесь!»
На сердце стало еще тяжелее. Эти люди отвернулись от нее, как от прокаженной, думая, что она, в надежде на спасение, связалась с первым попавшимся эсэсовцем. Боже мой, как же быть?
Пустым взглядом скользила она по стенам вагона. Вдруг вспомнила: этот белесый, ее защитник, садился в вагон перед ней. Значит, он восьмидесятый. А она, Валерия, восемьдесят первая? Спросить бы этого белокурого парня… Но что, собственно говоря, она от него хочет? Что ей до него?
