— Когда я поднялся, — рассказывал Вальцефер, — внезапно испортилась погода, неудивительно, стояла глубокая осень. Других летчиков тотчас задержали с вылетом, успели, а я оказался отрезанным стеной непогоды, хотя мне тоже давали сигнал возвращаться. Вот я и следовал своим курсом на Крым, а разбушевавшаяся стихия поглощала все мои силы и внимание… Потом-то я узнал, что лечу один. Мне удалось благополучно пересечь море, но из-за тумана не мог выйти на село Кунан, взял курс на Евпаторию. Садился уже в темноте, без каких-либо ориентиров. При посадке машину разбило в щепки, сам был тяжело рамен, а вот техник Фукалов, находившийся в фюзеляже, отделался легкими ушибами. Он-то и помог мне… Потом я долго лежал в госпиталях, но выкарабкался все же… Вернулся в строй и летал на боевых машинах до самого окончания войны.
В последней группе вылетели лейтенанты Николай Скачков, Иван Сапрыкин, Виктор Шевченко и Дмитрий Мягков. Четверка удачно прошла расстояние над морем и, почти долетев до Крыма, тоже сбилась с курса все из-за того же чертова тумана. Скачков и Сапрыкин оказались в районе села Терекли-Конрад и там совершили посадку. Вторая пара — Шевченко и Мягков — уклонились в сторону Севастополя. И так как сумерки быстро сгущались, а горючее было на исходе, Шевченко пошел на вынужденную и разбился. Мягков выбросился с парашютом. Во время приземления летчик ударился головой о телеграфный столб. Удар оказался смертельным.
Так печально сложилась судьба эскадрильи черноморцев капитана Федора Ивановича Демченко. Из двадцати трех человек летного состава восемь черноморцев погибли в боях, столько же во время перелета из Одессы в Крым 14 октября 1941 года.
Уже будучи в Крыму, мы узнали о том, что эвакуация советских войск из Одессы прошла успешно.
В сообщении Совинформбюро от 17 октября 1941 года говорилось: «Организованная командованием Красной Армии… эвакуация советских войск из Одессы закончилась в срок и в полном порядке. Войска, выполнив свою задачу в районе Одессы, были переброшены нашим морским флотом на другие участки фронта в образцовом порядке и без каких-либо потерь».
Неприятель находился в полном неведении относительно планов и замыслов Советского командования. Этому способствовали удачный маневр и военная хитрость: перед отходом наши войска усилили активность. Части Красной Армии совместно с кораблями Черноморского флота произвели ряд мощных огневых ударов по неприятелю. Организованный и внезапный отрыв наших войск под прикрытием арьергардов ввел противника в заблуждение и позволил беспрепятственно произвести посадку войск на транспорты и боевые корабли.
Гитлеровские генералы не догадывались об отходе наших частей до последней минуты, корабли отходили, как правило, под прикрытием темноты. Достаточно сказать, что через пять-шесть часов после ухода последнего судна противник все еще продолжал бомбардировку и артиллерийский обстрел переднего края обороны, хотя там уже не было ни единого солдата.
Все мы поняли, почему в последние две недели летчикам пришлось поработать с такой нагрузкой. Ясным стал и смысл разговора с командующим военно-воздушными силами Катровым, начальником штаба Шаниным и полковым комиссаром Мельшановым. Они не кривили душой. Войскам оборонительного района, и в том числе нам, летчикам, нужно было наращивать удары, изматывать врага, чтобы не дать ему повода раскрыть наши истинные намерения.
Тяжело было защитникам города оставлять родную Одессу. Не каждый мог понять причину отступления. Видя последние корабли, уходящие на восток, люди с горечью думали о завтрашнем дне.
— На кого ж вы нас оставляете… — причитали старухи. Им ли — больным и немощным — было разбираться в стратегических головоломках войны, им ли было понять, что оставить город — еще не значило проиграть войну… Войска уходили, выполнив свою задачу: они задержали на длительное время два десятка вражеских дивизий, перемолотили, истребили отборные гитлеровские части. Дальше оставаться в глубоком тылу противника было нецелесообразно, следовало перебросить силы на помощь сражающемуся Крыму.
