Так я просидела долго. Наконец встала. Меня знобило, но я так и не сняла плаща. Мне хватило одного взгляда, чтобы удостовериться, что дверь на кухню закрыта. Я поискала телефонную книгу в ящике комода, нашла нужное имя и, не задумываясь, набрала номер. После нескольких гудков мне ответил незнакомый дрожащий голос пожилой женщины. Он должен был показаться мне знакомым, но я так редко слышала его, что едва узнала.
— Это я.
Она не отвечала. Я услышала только ее быстрый и неожиданно близкий вздох, как если бы она прижала трубку к самому рту. Быть может, она смутно догадывалась о причине моего звонка и страшилась того, что я собираюсь ей сказать. На одном дыхании я выпалила:
— Он вернулся.
Она не спросила, кто звонит, не спросила, кто вернулся. Повисло бесконечное молчание, прерванное только ее внезапным рыданием.
— Моя девочка… — прошептала она.
Что-то в ее голосе напугало меня, и я отняла трубку от уха, но прежде, чем положить ее, снова услышала этот голос, голос пожилой женщины, голос моей матери, умолявшей меня:
— Где ты? Скажи, где ты? Ты уверена, что не хочешь меня видеть?
Положив трубку, я еще долго неподвижно сидела перед телефоном. Зачем я позвонила ей? Что надеялась услышать? Может быть, радость, изумление или недоверие были бы лучше, чем то отчаяние, которое так внезапно охватило ее. Я начала тереть еще мокрым пальцем имя, записанное в книжке, словно хотела стереть его совсем. И действительно, чернила размазались, цифры вскоре стали невидны, на бумаге осталась просто светлая полоса. Мне хотелось стереть этот след и из моей памяти. Хотелось навсегда оторваться от нее, за то, что она всегда старалась отдалить меня от тебя. Я разорвала листок, скомкала его, швырнула на пол, понимая, конечно, что ничем, никакими стараниями, никакими молитвами не смогу вычеркнуть из памяти то имя, которое носила прежде.
Уже много раз мне казалось, что я нашла тебя. С тех пор как я узнала, что ты исчез из дома и скитаешься где-то по миру, без денег и крыши над головой, мне достаточно было увидеть грязного и небритого человека, чтобы мое сердце стало выскакивать из груди. Адем, которому я никогда не рассказывала о тебе, каждый раз удивленно сжимал мою руку и спрашивал:
— Что с тобой? У тебя такой вид, будто ты увидела привидение.
Что со мной было? Все эти годы меня не покидало ощущение, что я провинилась в чем-то и спасаюсь бегством. Я не переставала надеяться и одновременно боялась неожиданно встретиться с тобой взглядом. Заметив бродягу, я начинала так пристально смотреть на него, что опасалась, вдруг он подойдет, схватит или ударит меня или украдет моего сына, как говорили женщины в мясной лавке. Мне хотелось, чтобы это был ты, и я страшилась того, что это можешь быть ты. Я разглядывала бродяг, а потом давала им деньги, как бы извиняясь за свой растерянный взгляд, за то, что, дрожа, вынимала из сумки большие очки и, не надевая их, прикладывала к глазам, как бинокль. Но тщетно, эти люди были темноволосы, их глаза были черными, карими, их кожа была покрыта грязными пятнами. Тогда откуда во мне возникало это желание подойти к ним, вытереть их лица своей ладонью, шепча им какие-то просьбы? Мне хотелось провести рукой по их лицам, чтобы как по волшебству их черты стали твоими. Мне хотелось вместо них увидеть твои светлые волосы, твои голубые глаза. Я боялась тебя, боялась обжечься снова, но все-таки как я могла так долго жить без тебя?
По эту сторону зеркала ничто не тревожило спокойную гладь моей жизни. Внешне я снова стала такой, какой была до тебя, но словно спящей наяву, с глазами, зашитыми какой-то невидимой нитью. Жила жизнью, лишенной прошлого, будто погрузилась в сон без сновидений, умерла какой-то странной смертью. Я бродила по залитой солнцем улице, с сумками, полными покупок, садилась за стол вместе с Адемом и Мелихом, а параллельно шла другая жизнь, которая иногда разбивала это зеркало и окунала меня в ужас или восторг, в эмоции, чуждые моей привычной жизни.
Я верила, что найду тебя в чужих городах. Надеялась увидеть на далеких улицах, на деревенских или лесных тропинках, там, где не было никаких причин тебя искать. Иногда тайком выходила из отеля, когда все спали, чтобы вернуться в сквер или на пустырь, обследовать скамейку, где, как мне казалось, могла обнаружить тебя. Я блуждала, подворачивая ноги на битом стекле или разошедшихся камнях мостовой, но не находила тебя. Иногда я описывала тебя бездомному, спящему на картонке под старыми тряпками, стараясь вспомнить твое лицо, — ведь столько лет прошло с тех пор, когда я видела тебя в последний раз. Сначала я платила ему, чтобы он поговорил со мной, но, как только он начинал уверять, что видел тебя, мне хватало одного вопроса, чтобы уличить его во лжи. Случалось, полицейские доставляли меня в отель, и я умоляла их не будить моего мужа, они, конечно же, принимали меня за страдающую бессонницей или хуже того — за неверную жену.
