Горацио спрыгнул со стола. Дэниел зевнул. Я допила коктейль и уложила нас всех спать – до вечера. Слава богу, лицо Дэниела не пострадало, и его можно было целовать без опаски, что я и сделала. А потом мы все улеглись баиньки и так разнежились в тепле и уюте, что не пожелали вставать даже в шесть вечера, когда на моей щеке заиграл луч заката.
К чему себя неволить? Мы подкрепились супом с хлебом и открыли коробку шоколада, присланную на пробу из «Небесных наслаждений». Дэниел положил одну конфету в рот и дал ей растаять на языке. На лице его при этом заиграла блаженная улыбка.
– Малиновая, – объявил он. – Малиновая начинка.
Я откусила кусочек и тут же с отвращением его выплюнула. Дэниел посмотрел на меня в изумлении.
– Извини!
Я вскочила и бросилась полоскать рот под кухонным краном, но все никак не могла отплеваться.
– Что-то не так с моей конфетой. Кажется, я только что проглотила изрядную порцию соуса чили, – объяснила я, все еще не в силах избавиться от жжения во рту. – Ох, тьфу!
Дэниел подобрал остатки моей конфеты, положил на блюдце и стал рассматривать.
– Она тоже была с малиновой начинкой, – заключил он, поднося блюдце поближе, чтобы различить запах. – А потом – ты права, кетчеле, – кто-то подложил в нее соус чили. Забавно, – заметил он хмуро.
– Неужели Джулиетт Лефебр решила подшутить над нами? Но тут истошно зазвонил дверной звонок, словно кто-то на него навалился. Я нажала кнопку переговорного устройства.
– Это Джулиетт! – послышался полный отчаяния голос. – Коринна, пусти меня скорее!
Я открыла дверь в подъезд и стала ждать. Лифта слышно не было, значит, Джулиетт побежала по лестнице. Мне такое не под силу, даже если паника подстегивает. Через несколько секунд она постучала в мою дверь и, задыхаясь, влетела в комнату.
– Не открывай шоколад! – выпалила она. – Я исправлю рецепт.
Тут Джулиетт заметила открытую коробку и надкушенную конфету на блюдце и замерла, словно громом пораженная, с зажатым ладонями ртом.
– И исключишь соус чили? – Я еще не оправилась от потрясения: это все равно что оступиться: предвкушаешь нечто божественное, а оказывается все наоборот. Так, иные шутники подсыпают соль в кофе, чтобы «повеселить друзей», пока те у них еще остаются.
Дэниел достал другую конфету из коробки и стал изучать ее донышко через лупу, которой я пользуюсь для всякой мелкой работы и штопки.
– Присядьте, Джулиетт, выпейте кофе и расскажите нам все по порядку, – предложил он.
– Нет, спасибо, лучше я… – она сидела как на иголках и в любой момент готова была обратиться в бегство. Лицо у нее приобрело оттенок ванильного крема.
– С вас еще не потребовали денег? – спросил Дэниел голосом, выражавшим безграничное понимание и сочувствие.
Этот голос, так отлично действующий на бездомных наркоманов, подействовал и на Джулиетт. Да что там, он и меня способен укротить!
И сразу все, что камнем лежало у бедняжки на сердце, вырвалось наружу. Джулиетт рухнула на стул и уронила свою ухоженную беленькую головку на холеные руки с превосходным маникюром.
– Нет, – прошептала она. – Я не знаю, чего они хотят. Понятия не имею, кто они такие. И не представляю, что мне делать, – добавила она.
– Пожалуй, кофе с коньяком пойдет вам на пользу, да и поесть не помешает, – решил Дэниел.
Я принесла остатки куриного супа, большую чашку кофе, рюмку коньяка и кусок хлеба с сыром. Дэниел вложил в руку Джулиетт ложку и следил, чтобы та съела все до капельки. Она не посмела ослушаться. Покончив с супом, Джулиетт отведала хлеба с сыром и выпила коньяк. Когда настал черед кофе и маффина с яблочной начинкой, щеки ее уже разрумянились и стали сливочно-розовыми, если не клубничными. Она тяжело вздохнула. Я никогда не видела ее растрепанной. Вот и сейчас – у другой бы волосы дыбом стояли, а у нее ни один локон не выбился из прически. Видимо, это природный дар, но не думаю, что хотела бы им обладать. И все же, хотя Джулиетт и старалась не показывать виду, в глазах ее была тревога.
– Большое спасибо. Мне и впрямь стало лучше. Кажется, я забыла пообедать. А может быть, и позавтракать.
– Это от волнения, – утешила я ее.
