– Смотри!
Весь склон противоположной горы вдруг словно бы потемнел, зашевелился и в один миг ощетинился копьями.
Воины двух армий разглядывали друг друга через поток, узкий и мелкий в это летнее время, но пробегавший по широкому, размытому весенними паводками руслу, которое было сплошь устлано скатывавшимися сверху камнями. Выстроившиеся с двух его сторон всадники с отвращением взирали на полосу опасно острых скальных обломков.
Вершина западного холма, где расположилось войско Эпира, господствовала над перевалом, занятым македонцами. Однако если Полиперхон выставил на обозрение все свои силы, то пехотинцев у него было раза в полтора меньше, хотя конница выглядела повнушительнее.
Эвридика стояла на скалистом выступе, обозревая место будущей битвы и выбирая, куда выгоднее ударить. Оба вражеских фланга казались соблазнительно обнаженными. На пологих, поросших кустарником пустошах вполне могла развернуться пехота.
– Да, – кивнул Дерда. – Если, конечно, они позволят нашим ребятам добраться туда. Полиперхон, возможно, не столь умен… – «как Александр», хотел он сказать, но вовремя спохватился, – однако опыта у него не отнять.
Полиперхон, в свою очередь, тоже видел, что командиры Эвридики собрались на военный совет. Разговаривая друг с другом, они даже позволяли себе показывать на него пальцами, не испытывая, казалось, особого страха перед близящимся сражением. Интересно, тревожит ли их то, что они вот-вот ринутся убивать своих бывших приятелей и друзей?
– Никанор! – (Покинув свой отряд, тот присоединился к штабной команде.) – Нет ли вестей от дозорных?
Никанор отрицательно помотал головой. Они оставили наблюдателей на высокой вершине, откуда отлично просматривались южные подступы к пограничным холмам.
– Несомненно, Кассандр подойдет сюда, если что-то не помешает. Возможно, его продвижение замедляют вражеские наскоки. Ты же знаешь, что Полиперхон весьма основательно намутил воду в греческих городах.
Дерда промолчал. Ему не нравилось место, куда Никанор отвел свой отряд, но менять что-то уже не имело смысла.
Эвридика с высоты своей скальной площадки, затенив глаза ладонью, изучала врага. Увенчанная блестящим шлемом, в отделанной золотом кирасе и коротком красном хитоне, складки которого слегка покачивались над сияющими наголенниками, она походила на рыночного лицедея, мечтающего получить роль Ахилла в Авлиде и потому облачившегося в столь броский наряд. Так, по крайней мере, подумал Дерда. Но именно она, однако, первой увидела парламентера.
Отделившись от группы окружающих Полиперхона людей, этот воин поскакал вниз по склону. Он был без оружия, но выглядел весьма представительно. На его седой голове белела шерстяная повязка, а в руке поблескивал белый жезл, увитый оливковой ветвью.
Возле речного русла парламентер спешился и позволил лошади самой выбирать путь между камнями. Переправившись, он сделал несколько шагов к македонцам, сел в седло и стал ждать. Эвридика и Дерда поехали вниз к ветерану. Обернувшись, она хотела позвать Никанора, но тот уже примкнул к своим.
Голос у парламентера оказался не менее впечатляющим, чем его внешность, он гулко катился по склонам, словно по взбегавшим вверх ярусам гигантского амфитеатра.
– Филипп, сын Филиппа, жена его Эвридика и все македонцы! – Воин спокойно сидел на своей крепкой малорослой лошадке, оберегаемый богами и заветами предков. – Мне поручили обратиться к вам с мирным предложением от имени Полиперхона, опекуна обоих царей… – Оратор умолк, расчетливо нагнетая в аудитории напряжение. – А также, – медленно произнес он, – от имени царицы Олимпиады, дочери царя Молоссии Неоптолема, жены Филиппа, царя Македонии и матери Александра.
Наступившее безмолвие нарушал только дальний собачий лай, доносившийся из расположенного в полумиле селения.
– Славные македонцы, вспомните, что именно царь Филипп избавил ваши поместья от внезапных грабительских нападений, а вас самих – от мучительных гражданских войн. Он не только примирил враждующие кланы, но сделал вас хозяевами всей Греции. Вспомните также, что именно царица Олимпиада, законная жена царя Филиппа, подарила вам Александра, который бросил к вашим ногам весь мир. И она желает теперь спросить вас: неужели вы позабыли об этом, неужели решили ополчиться на единственного наследника Александра? Неужели готовы поднять оружие на мать того, кто еще совсем недавно вел вас за собой?
