Подчиняясь командам, ранее введенным Ральфом в управление, ранцевые двигатели несли скованных вместе астронавтов обратно, к исследовательской капсуле…
Быстро освободив бездыханное тело Ральфа от залитого кровью скафандра, Стэн сразу же уложил его на площадку реаниматора, входившего в комплект необходимого оборудования разведывательных капсул, и включил тумблер. Крышка закрылась, и комплекс жизнеобеспечения тихо зажужжал, оценивая состояние организма и предпринимая шаги по его реанимации. Сквозь прозрачную крышку Стэн видел теперь неузнаваемое лицо Ральфа, искаженное, красное, залитое кровью из множества лопнувших капилляров. Но вскоре голубоватая непрозрачная жидкость заполнила собой все пространство внутри реаниматора. Однако у этой техники, последнего достижения земной науки, могло не хватить знаний, чтобы помочь Ральфу. Реаниматор лишь умел поддерживать жизнь помещенного в нем человека до тех пор, пока его не доставят в специализированное отделение.
Сообщив о случившемся на «Милашку», Стэн выполнил несколько регламентных дополнительных манипуляций с реаниматором, затем перебежал в рубку управления. Надо было побыстрее доставить Ральфа на звездолет, где имелось необходимое оборудование для дальнейшего лечения. И вскоре капсула оторвалась от поверхности негостеприимной планеты и унесла свое содержимое в глубину космоса.
Много раз за сутки, пока капсула летела к звездолету, Стэн подходил к реаниматору, страстно желая, чтобы Ральф остался жив. Ему было стыдно, бесконечно стыдно, что он в те несколько минут своей жизни, которые казались ему последними, плохо думал о Ральфе. Теперь он точно знал самое главное.
Для его спасения Ральф сделал больше, чем сделал бы на его месте кто-нибудь другой. Более того, окажись на месте Ральфа кто-нибудь другой, без его способностей к вычислениям, ничто бы не спасло Стэна. Но и сам Ральф неминуемо должен был погибнуть при его спасении. И сам знал это, начиная спасательную операцию.
От корабля до ущелья было далеко, настолько далеко, что, чтобы долететь сюда, надо было затратить уйму времени. А его-то как раз и не было. Чтобы успеть выхватить Стэна из капкана, Ральфу надо было иметь сильное ускорение с перегрузкой порядка пятнадцатикратного превышения силы тяжести. А с учетом того, что верх камня плавился быстрее, то и вовсе около двадцатипятикратного превышения. Возможности двигателя скафандра позволяли сделать это, но почти никто из людей не мог остаться при таких нагрузках в живых. И это не разовая перегрузка, а в течение длительных минут. И, кроме этого, Ральф также знал, что если все и получится, то на обратный путь у него не хватит кислорода.
И он, превосходный вычислитель, учтя все имеющиеся данные, понял все это намного раньше Стэна и, несмотря ни на что, запрограммировав скафандр, направился к ущелью. Узкий вход в ущелье был дополнительной помехой. У Ральфа была только одна попытка, чтобы захватить Стэна, иначе тот неминуемо сгорал в жаркой магме, и он потратил часть своего драгоценного кислорода, чтобы установить у корабля приводную станцию, излучатель, нацеленный на ущелье, где приемником был мощный передатчик сейсмостанции. По остро направленному лучу и летел запрограммированный до долей секунды скафандр со сначала раздавленным чудовищными перегрузками, а затем задохнувшимся без кислорода Ральфом.
На «Милашке» реаниматор немедленно увезли в медицинский блок и никого постороннего уже не пускали в помещение, где он находился, а на последующие расспросы о состоянии Ральфа всегда следовал один и тот же ответ: работаем.
К огромному облегчению Стэна, через длинный месяц, когда он в очередной раз подошел к медицинскому блоку, его пропустили внутрь, и он увидел сквозь прозрачное стекло крышки не голубоватую жидкость, а бледное лицо Ральфа с белками глаз в красных прожилках от лопнувших сосудов, устремленных на него.
– Вот видишь, все получилось, как я и говорил, – донеся до слуха Стэна тихий голос из динамика, установленного над крышкой реаниматора.
И тогда Стэн, глядя в глаза Ральфа, задал вопрос, который мучил его в продолжение всего этого времени:
