Раздался какой-то шум. Через стену доносились голоса, все громче, все отчетливее. Хорошие разговоры на повышенных тонах не ведутся. Мы разом поднялись.
В соседнем купе Гуля наступала на ошеломленного Толегена.
— Чего ты пристал ко мне, шага не даешь ступить! Бай-манап, вот ты кто! Дома я из-за тебя, как в клетке, думала, хоть сюда вырвусь, нет, потащился за мной, следишь — выслеживаешь… — Толеген сидел перед ней, стоящей, овладел собой, заусмехался с чувством непонятного превосходства. — Сколько говорила: уйди лучше, иначе я такое сделаю, что… — И она разрыдалась, упала ничком па полку, зарылась лицом в подушку.
— Вы ее не слушайте, болтает всякую ерунду, — сказал нам Толеген.
— Ерунду?! — Гуля вскочила, в мокрых глазах плескались гнев и презрение. — Обрадовался, что мои родители уступили твоим, согласились выдать меня замуж? Но я не хочу! Ты мне чужой человек, даже хуже, чем чужой! И отвяжись от меня!
Толеген спокойно смотрел на нее и усмехался.
— Болтаешь всякую ерунду. Самой потом стыдно будет, — сказал он.
Вошел Нургазы. То ли он слышал часть разговора, то ли догадался, в чем дело, только, отодвинув меня плечом, подступил вплотную к Толегену и сказал тихо:
— Убирайся вон! Не то…
— Ха, испугал! — хмыкнул Толеген.
— Надо бы тебе уйти, — посоветовал Иван Степанович. — Смотри, до чего Гулю довел. Не тяни, побыстрей-побыстрей!
Толеген нехотя подчинился.
Плечи у Гули подрагивали. Желая успокоиться, она повернулась к окну. Первый раз в жизни ей довелось ехать по нашей, по своей огромной стране. К бокам поезда прижимались, словно входя в нее самое, — большие и малые перелески, большие и малые реки, луга и деревни. И боль постепенно отодвигалась, затухала, высвобождала из своего насильственного плена.
Поздно вечером, когда поезд миновал Харьков, Нургазы отправился за чаем. Поднялся было за ним и Толеген. Но я остановил его:
— Слушай, а тебе не надоело?
— О чем это ты?
— Ходишь все по его следам, как сыщик, настроение людям портишь…
— Она моя невеста!
— Ты что, забыл ее слова? Может, напомнить?
— Она еще ничего не смыслит!
— Зря ты это все затеял, Толеген, — подал со своей полки голос Иван Степанович. — Раз не любит тебя, лучше и не рыпайся. Бесполезно — как при пустом баке в рейс ехать.
— А, затвердили: любит — не любит, — поморщился Толеген. — Сколько у меня знакомых, которые женились по любви, а потом остыли. Значит, возможен и обратный вариант — любить она будет после замужества.
— Ловко ты выворачиваешься, ловко. Жаль, если наше к себе доброе отношение совсем затопчешь. А до девчоночки лучше не лезь, ведь иначе ссадим мы тебя с поезда, вот так…
— Руки коротки, — огрызнулся Толеген, однако, посидев малость, разделся и улегся спать.
Перед Киевом мы стояли с Нургазы в тамбуре, он рассказывал:
— Как-то вышла со шпурами задержка. Пошел на склад, чтобы душу, понимаешь ли, отвести разговорами. Любопытно мне стало: какой у меня расход взрывчатки? Подсчитали — двадцать тонн только за год. А я уже шесть лет на тоннелях Токтогулки. Можешь прикинуть, на сколько перекрытий Нарына хватило бы той взрывчатки.
Я не стал прикидывать. До Киева оставалось минут двадцать. Поезд уже замедлял ход. Кто знает, когда еще удастся послушать мастера-взрывника Нургазы. Не очень-то он словоохотлив. Больше у других старается вызнать…
— Спрашиваешь, как я взрываю? О, это не хитрая штука. Заряжаем обычно шпуров семьдесят. Все уходят. Мне остается соединить проводки — и привет. — Он чиркает спичкой, закуривает. — По инструкции мне положено находиться в ста метрах от взрыва. Но как быть, если экскаватор даже не отгоняют дальше пятидесяти? Время поджимает. Забираюсь я в ковш этого экскаватора, начинаю над проводками колдовать. Не думай, что у меня нервы железные, тоже, понимаешь ли, ерундят. Но соединить-то нужно! Оттягиваешь мгновение, а потом — раз! Сам ничком на дно ковша, как в окопе. Все-таки взрывом кубов пятьсот отламывает. Осколки летят еще те… Стоп, приехали.
Я даже не рад был Киеву, прервавшему наш разговор. Но что делать — приехали, значит, приехали. По перрону волнами заколыхались ак-калпаки, шляпы. В плавную украинскую мову стала вливаться киргизская речь.
