– Это родной дом. И всегда таким будет, – сказала Лус.
– Так объясни мне. Что делает дом родным?
Лус посмотрела на него – он сидел с закрытыми глазами, словно хотел отдалиться от вопроса, который сам же задал. Но он хочет понять, что делает дом родным, поэтому она ему ответит.
– Изначально это был дом моего деда, Я, кажется, тебе говорила? – Лус водила пальцем по ножке бокала, подбирая слова, которые объяснят, что значит для нее дом. – Он купил его сразу же, как переехал в Кардифф с бабушкой и заработал немного денег в пятидесятых годах.
– Он завещал дом тебе?
Лус кивнула:
– Мы выросли там. Мой отец нас оставил, когда Долли была совсем крохой, а мама… вот тогда она стала витать в облаках. Дед перевез нас в свой дом, помог вырастить нас. Бабушка к тому времени уже умерла, и дом стал слишком большим для него одного. Он всегда так говорил.
– Однако ты была его любимицей, – заметил Бен, – если он отдал дом тебе, а не твоей матери или брату и сестре.
Несправедливость этого решения деда всегда огорчала Лус.
– Вообще, это не совсем так. Он доверил мне заботиться о них. Дом нужно было содержать в порядке, а он не считал, что они с этим справятся. Они все знают, что дом и их тоже.
– Ты что, на самом деле готова отдать им все? И дом тоже? – Бен уставился на нее.
Лус показалось, что тепло, струящееся от камина, стало остывать.
– Я не жду, что ты поймешь, – сказала она и немного отодвинулась от Бена.
Бен пожал плечами:
– Я уже тебе говорил, что для меня дом – это отели. После того как мама от нас ушла, отец отказался от семейного дома. Возможно, я и скучал по дому, когда мальчишкой жил в пансионах. Но мне нравилось переезжать на новые места, нравились новые впечатления.
– Но ты тем не менее купил коттедж, – заметила Лус. – Ты отремонтировал его, превратил в свой дом. Ты привез меня сюда.
Она взглянула на Бена – он смотрел куда-то поверх ее головы.
– Коттедж – это вложение. Я, скорее всего, продам его.
Ей стало больно при мысли, что Бен продаст свое убежище, место, которое стало его домом.
Лус отвернулась к огню и сказала:
– Такое впечатление, что электричество не включат до ночи.
– Да. Посмотрим, каковы будут дороги утром.
– Хочется верить, что дороги будут в порядке. – Она встала и добавила: – Хороший сон пойдет нам на пользу перед поездкой. Увидимся утром.
Она не стала оглядываться, чтобы проверить, какое у него выражение лица, не стала ждать, чтобы он пожелал ей доброй ночи. Но она не успела дойти до двери, как раздался его голос:
– Что, если я скажу, что ты стоишь того, чтобы я нарушил свое правило?
Он произнес это так тихо, что она подумала, что ослышалась.
Лус повернулась к нему. Сердце гулко стучало о ребра.
– Но я все та же Лусинда Майлз, над которой ты потешался в университете.
Бен покачал головой:
– Ты очень сильно изменилась.
Лус слегка улыбнулась:
– Ты тоже.
Чтобы не передумать, она поспешно закрыла за собой дверь и, как была в одежде, легла в холодную постель.
Бена ожидала тревожная ночь на диване. Ему снились темные волосы на фоне кирпичных стен. Но ему, по крайней мере, было тепло, а вот Лус, должно быть, замерзла в своей холодной постели. Хотя по ее виду, когда она еще до восхода солнца появилась перед камином, трудно было что-либо определить.
– Поздравляю с сочельником, – пробормотала она, протянув руки к огню. Ее чемодан стоял у входной двери, совсем как в Честере, когда она собралась уходить.
Бен сел, одеяло упало на колени. Он указал на чемодан:
– Надеешься сегодня добраться до Кардиффа?
– Я должна.
– Чтобы приготовить обед для семьи, – произнес он.
– Чтобы провести с ними Рождество, – поправила она его. – А ты разве не хочешь вернуться в Лондон и провести Рождество со своим братом?
– Думаю, что я нужен там Себу для деловой встречи, а не для пения рождественских гимнов у рояля. – А что, собственно, Себ хотел от него? Из-за Лус он совсем забыл о странном разговоре с братом.
– Прекрасно. Ты можешь не интересоваться ни семьей, ни домом, ни Рождеством, но мне нужно вернуться. Ты меня отвезешь?
– Если расчистят дороги.
К обеду тракторы освободили для проезда основную дорогу в деревне. Бен битый час выкапывал свой внедорожник из сугробов. Когда же они свернули на проселочную дорогу, то появилась надежда, что доехать удастся.
