Девочки им восхищались. Не избежала обаяния своего наставника и Дина. Ей не могло не нравиться его внимание к ней, его частые приглашения к себе в методический кабинет, где хранились учебники, плакаты, магнитные записи. Он позволял ей выбирать те или иные фильмы по предмету изучения, слайды, пособия и одобрительно касался плеча, если выбор студентки был правильным.
Иногда он присаживался рядом на корточки, пока она, нагнувшись, отбирала к уроку наглядные пособия, что-то остроумно говорил, щекоча дыханием девичье ухо.
В таких делах навыки у него были огромные.
Дина робела, прятала от него раскрасневшееся лицо, боясь показать волнение, будоражившее её девичье воображение – дыханье пресекалось, мурашки пробегали по коже, сладкий ужас охватывал её. Как распустившаяся ветка тянется к влаге и свету, так и она непроизвольно тянулась к этим мимолётным и вроде бы безобидным ласкам.
Однажды, нагнувшись вслед за своей студенткой, чтобы поднять выпавшую из рук девушки книгу, он невзначай задел щекой напрягшуюся молодую грудь. Отчего соски её тут же взбухли, пронизанные сладкой до головокружения истомой.
Молодость, молодость…
Роберт Иванович по-кошачьи потёрся о пушистый свитерок, осторожно отодвинул её прядь волос и тихо поцеловал в ушную раковину.
Горячая приливная волна хлестнула по бедрам, ноги ослабли до того, что она тут же опустилась, сползая по стене на пол. Нечто подобное Дина иногда ощущала в бане, когда усиленно мылась после какой-нибудь грязной работы.
Учитель, поощрительно улыбаясь, приложил палец к губам и тихо вышел.
Что делалось в душе девушки? Ей было и сладко и стыдно за свою женскую слабость, за своё неумение отвечать на мужские ласки.
Сокурсницы уже почти все имели практические навыки в занятиях, которые теперь почему-то называются любовью, хвалились и бравировали этими делами, со смешками обменивались деталями таких занятий, покуривая в перерывах в туалете.
Наверное, она одна такая белая ворона, которая и мужского пота не нюхала. Если признаться девчатам, что она и не целовалась по-настоящему ни разу, не то чтобы вступать в интимные отношения, они бы её презрительно осмеяли. Поэтому в разговорах, она тоже хотела показать себя опытной в амурных делах, вроде тоже давно и без проблем рассталась с девственностью, а тут показала себя дюймовочкой, «красной шапочкой» и перед кем? Перед Робертом Ивановичем, учителем по кличке «Роба»!
Молодые отвязные студентки его так называли почти что в глаза. А вот она показала себя недотрогой. Роберт Иванович теперь, что подумает? Скажет – шапочка красная, дурочка деревенская, ступай к своей бабушке, пирожки неси! Теперь ему на глаза стыдно показаться.
Отряхнув юбчонку, и кое-как приведя себя в порядок, Дина выскользнула из кабинета, хорошо ещё, что в классе никого не было, а то бы с расспросами надоели – что да как?
А Роберт Иванович тоже думал по-своему – молодой преподаватель, ещё не отвыкший от студенческих замашек, привыкший к безотказности своих сокурсниц, не обременённых заботой о скором замужестве, уступчивых и податливых к ненавязчивым ухаживаниям своего товарища, и на этот раз был уверен в себе.
А привычка – другая натура.
«Сорок девок, один я!» – говорил о себе весёлый студент, затесавшийся волею случая и стараниями известного в музыкальной среде родителя в саратовскую консерваторию. Там преимущественно повышали знания нервные выпускницы музыкальных училищ с утончённым вкусом и особой чувственной нервной системой, которая тут же отзывалась на внешний раздражитель, как рогатка камертона на звуковую волну соответствующей частоты.
«Да она, никак, ещё цельная? – думал Роберт Иванович, тихо прикрывая за собой дверь учебного класса, оставив трепещущую от возбуждения ученицу. – Грех её оставить кому-нибудь другому, всё равно она вот-вот расстанется со своим сокровищем, подарив его первому балбесу, который ей приглянётся. Девочка, надо признаться, ничего себе. А какая страсть! Только не гнать коней! Только не гнать! Кажется, виноград созрел и сам просится в рот…».
Роберт Иванович от вкусной ягодки отказаться ну никак не мог!
