Ильин подбежал к нему. Схватил за плечо, заорал в самое ухо:
— Отсекать надо огонь! Отсекать!
На поляне высились огромные штабеля торфа, главные запасы, пожар бушевал в нескольких сотнях метров от них, но с каждой минутой расстояние сокращалось.
— Траншею! Ставь людей на траншею! — прохрипел председатель и побежал к поляне.
Траншея вокруг горящего торфяника росла и вширь и вглубь. Люди понимали, что, если огонь успеет перескочить поляну, усмирить пожар будет невозможно.
Как-то враз наступили сумерки. Беспорядочно носились искры, и звезд не было видно.
Бирючков яростно швырял лопатой землю из траншеи. Из темноты вынырнул Сергеев.
— Ты здесь, Матвеич! А я тебя ищу…
Он подал руку, и Бирючков тяжело поднялся, из траншеи. С трудом разогнув онемевшую спину, посмотрел на Сергеева, который тряхнул копной спутавшихся мокрых волос:
— Жарковато? Веселую карусель нам устроили… Пошли, теперь без тебя обойдутся, видишь, потише стало.
Пожар и вправду начал стихать и сдаваться. Но он походил на измученного зверя, который продолжает отчаянно защищаться.
В маленьком дощатом домике, куда Никита привел Бирючкова, была всего одна комната. На узком топчане сидел сухой старик и потягивал цигарку. Крепкий запах самосада смешался с дымом пожара.
— Ну вот тебе, дед, и самый главный, — сказал Сергеев, указывая на Тимофея Матвеевича.
Дед поплевал на цигарку, поднялся и строго посмотрел на Бирючкова:
— Кем будешь?
— Председатель городского Совета, — ответил Бирючков:
— А ежели по-старому, это, к примеру, кто?
— Генерал-губернатор, — подсказал, улыбаясь, Никита.
— Ишь ты, — хмыкнул старик, — хлипковат для генерала-то, не потянет.
— У вас ко мне дело? — спросил, теряя терпение, Бирючков. — Если есть — говорите, а шутки давайте отложим…
— Так ведь оно, мил человек, с какого боку поглядеть, может, оно шутка, а может, и наоборот… Я вот тут тоже давеча двоих шутников встретил. Иду вечером из церкви, а у нас в Головине дорога, ежели бывали, знаете — лесная. Иду, слышу — сзади кони. Отступил я в сторонку, в кустарник — оно ведь, сами понимаете, времена смутные. Гляжу, едут двое. Пьяненькие. Но не то, чтоб особо, а так, навеселе. Один шутки шутит, другой серьезный. Ну вроде нас с вами. Первый говорит: плевое, мол, дело, за него и бутылки самогона жалко. То-то и оно, это второй ему отвечает, непонятно что-то. И на кой ляд нам с этим связываться. А первый опять ему: а тебе что за печаль, пусть Ванька думает, что к чему, а наше дело — чирк, и свеча аж до неба. И смеется. Веселый парень…
Все повернулись к окошку, за которым вспыхивали и гасли остатки пожара.
— А дела у меня никакого, — закончил старик, почесывая бородку. — Это я так… Решил с этим… генерал-губернатором познакомиться, я ж их отродясь не видывал. Теперь познакомился. Так что прощевайте…
Он легонько отстранил Бирючкова, толкнул дверь и сразу исчез.
— Что скажешь? — спросил Сергеев. — Веселый старик?
— Найди Кузнецова и Ильина, — ответил Тимофей Матвеевич.
— Ты думаешь, эти двое, о которых старик… — начал было Сергеев, но Бирючков не дал ему закончить:
— Поторопись, Никита, все может быть!
