МАМА. Сказал. Но я не поверила.
М (негромко, с болью). Не надо, мама. Ты поверила. Ты присматривалась ко мне… И решила, что я и впрямь тихо сошел с ума. Сначала ты испугалась. Ты даже плакала. Я еле выдержал. Хотел уже сознаться… Но ты успокоилась. Ты, наверно, решила, что ничего страшного. Да, сын слегка свихнулся. Но зато всегда с тобой. На всю жизнь – ребенок. Читает себе книжки – и все. Правда, жениться вдруг задумал. Но это несерьезно, ты в это не верила. А я не сходил с ума, мама. То есть, сошел, но нарочно, понимаешь? Да, была любовь. К самой красивой девушке на свете. Потому что я люблю самое красивое. Почему нет? Почему я не имею на это права? Я имею право любить самое лучшее, самое красивое? Имею право или нет?
МАМА. Конечно, имеешь.
М. А она сказала: ты псих. Она сказала: что ты возомнил о себе? Ты просто псих, вот и все… И другие тоже. Другие смеялись надо мной. И я сказал себе: ладно. Раз меня все равно считают психом, я стану им. Я уйду от вас от всех. И я стал придуриваться. Получилось на удивление легко! Не сразу, конечно. Это ведь целый процесс. Мы привыкли, мы слышим в слове СУМАСШЕДШИЙ одно слово. А там как минимум три: С УМА СШЕДШИЙ! То есть не так просто! С ума именно сходят – и не сразу, не сразу, не сразу! И я привыкал к этому состоянию. И привык. Мне стало удобно. Очень удобно.
МАМА. И ты не понимал, что мучаешь меня?
М. Понимал, прости, понимал, но я уже не мог… Это затянуло меня. Но однажды я испугался. Мне показалось, что я далеко зашел! Что я вжился в роль и стал действительно сумасшедшим. И я попробовал выйти в жизнь. Я попробовал… И – не понял. Я ходил, говорил… Я, кажется, даже любил. Но все время сомневался: я хожу и говорю или тот, кем я стал? Я люблю – или другой, сумасшедший, с ума сшедший? Я знаю, если человек сомневается, сумасшедший он или нет, значит, он не сумасшедший. Но я ведь особенный, я нарочно сумасшедший – и мне нарочно казалось, что я нарочно сомневаюсь! Понимаешь? (Не дождавшись ответа.) Но ты! Как ты легко и быстро поверила в мое сумасшествие! Неужели потому, что тебе так было удобно? Ведь нет? Ты меня просто любишь, да? Поэтому любишь меня всякого. В том числе и сумасшедшего, да?
МАМА. Нет.
М. Что нет?
МАМА. Ты серьезно считаешь, что мать можно обмануть? Ты считаешь, что я не замечала этой твоей игры? Все я замечала. Все видела.
М. И позволяла мне играть в эту страшную игру? Почему?
МАМА. Я видела, что тебе так удобней. Тебе так лучше. Ты даже счастлив. А что надо матери? Чтобы ребенок был счастлив.
М. То есть… То есть мы с тобой вот уже столько лет… Столько лет обманываем друг друга?
МАМА. Но ведь тебе было хорошо?
М. Может, ты согласна, чтобы я продолжал оставаться сумасшедшим?
МАМА. Решай сам. Как лучше тебе.
М. Постой. Но ты ведь видишь со стороны. Сейчас я, вот прямо сейчас, - я нормальный или нет?
МАМА. Мне кажется, ты не сходил с ума. Даже понарошку. Ни на минуту.
М. Но я ведь тогда… Я ведь тогда... Я монстр какой-то… А с этой женщиной я поступил так, что… Страшно подло поступил. Я до последнего разыгрывал из себя придурка.
МАМА. Значит, ты просто не полюбил ее.
М. Почему? Что же я, вообще любить не умею? Я сохранил себя! Я ведь не просто так с ума сошел, я именно сохранил себя! Чтобы встретить лучшую на свете женщину – и полюбить ее со всей силой, со всей чистотой, которая во мне есть, потому что я сохранил… Разве нет? Ты считаешь, что я любить не умею, да?
МАМА. Какая разница? Главное: тебя любят. Я люблю. И, наверно, она. Возвращайся – и позволь ей себя любить, вот и все.
М. Она не пустит меня на порог. И правильно. (Ложится. Неестественным голосом.) Мамусенька! Принеси, пожалуйстеньки, кофеюнчичика с молочочечком и сухаречечком. Или даженьки с тремячечками сухаречечками. Или даже с четырьмячечками для проголодавшегосенького твоегошенького сыночечка, сумасшедшенького!
