Страшась осуществления угрозы, юный мент бежит к Юле сквозь намертво вставший поток гудящих, кричащих и вопящих машин.
— Просыпаемся, красавица!
Юля поднимает на паренька грустные глаза и выходит из машины.
— Да куда ты выходишь?! Уберись с дороги! Видишь, что делается?!
Юля растерянно смотрит по сторонам.
— К обочине ее! Толкай, толкай!
На свете было немного такого, в чем Юля уверена. Ну, например, небо высоко, Рубенс — плохо, Нонка и Сонька — ее подруги. Кажется, сегодня появился еще один повод для уверенности. Она бы рада, конечно, толкнуть машину, но даже пробовать не станет. Точно знает — не сумеет.
Юля разводит руками. Куртка распахивается, и становится видна хрупкая, почти мальчишеская фигурка, ребра можно пересчитать. Милиционер качает головой и в сердцах плюет на асфальт.
— А ты этому покажи, — тычет он пальцем в серебристый «мерседес». — И этому… и тому…
Да, недовольных много. Юля оглядывается. За рулями дорогих и полуразбитых автомобилей она видит мужчин: пожилых, молодых, богатых и не очень. Но все они одинаково самодовольны, нервны и ни один из них и не подумает выйти и помочь оттащить машину… Неожиданно Юля забирается обратно в свой «фольксваген», как в скорлупу.
— Ненавижу мужиков…
— С ума сошла! Вылезай давай!
— Не тыкайте мне, сержант. Помогите лучше…
Юный страж порядка мог бы и возмутиться. Он и собирался это сделать, а уж потом, возможно, помочь. Он не изверг какой-нибудь. Он понимает, дамочка худая, крашенная. Но тут его обезумевший взгляд ненароком упал на заднее сиденье Юлиной машины. А там он разглядел не что-нибудь, а оторванную человеческую руку. По всем нехитрым правилам, которым его обучили в милицейской школе, он выхватывает из кобуры пистолет:
— Выйти из машины! Руки на капот!
Трудный выдался денек…
Когда недоразумение выяснилось и рука манекена дружелюбно легла на плечо Сережи Огурчикова, он еще раз плюнул на мостовую, бесстрашно глядя в глаза хозяину серебристого «мерса», а потом плюнул на ладони и толканул машину этой бесстыжей рыжей к обочине. Толкал он долго. Рыжая семенила за ним и несла злосчастную руку. А также фуражку, планшетку и жезл под мышкой. Ну и языком молола, он не прислушивался.
— Спасибочки вам, товарищ сержант! — мазала елеем Юля. — Мне вот приятель говорил один: «Милиция хороша на расстоянии, но всегда лучше, когда она работает, чем когда не работает».
— Блин! — пробурчал Огурчиков тихо.
— А чего? Это же правда, в принципе… Правда, он сел потом, этот мой приятель…
Чувствуя, что говорит не то, Юля все равно уже не может остановиться.
— За мошенничество. Нет, правда! Он не виноват был в принципе. В принципе, его менты под… ставили…
Несет, ох несет Юльку. Огурчиков мрачно оборачивается. Рыжая нервно обмахивается его фуражкой.
— Нет, ну так ведь бывает? Согласитесь… Вот моя мама говорит… О, черт! Мама! Овчарка!
Юля нещадно бьет себя по бедру. Раздается хлопок ладони о плотно облегающую ткань. Огурчиков вздрагивает.
— Толкайте, родной, толкайте! Начальница у меня строгая очень! Уволит меня старая грымза! Ну и правильно, настоящие феи не работают…
Огурчиков уже подкатил «гольф» к обочине и вытер рукавом пот.
— Тоже мне, фея, — огрызнулся он, отнимая у Юли свою фуражку.
Юля внимательно смотрит на него.
— Не веришь, сержант?
Борюсик давно укатил, а Соня, еще немного подумав над сметой, заперла тяжелую дверь и вышла на берег озерца, вокруг которого строились новые дворцы, возникали терема и возводились бастионы. Бросив сумку на кучу опавших листьев, она застегивает ботинки. В бездонной сумке раздается мелодия канкана — звонит мобильный телефон. Соня роется в недрах баула и никак не может его отыскать. На ступеньки Борюсикова недостроенного крыльца летят два пирожка и остаток пирожного в промасленной бумаге, контракты, фотографии, прокладка, цветные карандаши, презерватив, журнал «Салон», книга «Кулинарные рецепты Кремля», пухлый ежедневник и бесконечное количество бумажек, бумаг и бумажечек, сложенных всеми возможными способами — от корабликов до журавликов: с телефонами, адресами, расчетами… Наконец мобильник найден. От радости Соня орет:
