— Привык, скажешь тоже, — хмыкнула женщина. Говорила она со мной вполне по-свойски, но некоторая неуверенность в тоне и словах её проскальзывала. — Это сыном губернатора надо быть, чтобы столько удавку на шее таскать и привыкнуть… Кашляешь? Продуло никак?!
— Все хорошо, просто подавился, — выдавил я из себя, одновременно стягивая-таки шейный платок. Ну бабуля, ну дает! Не в бровь, а в глаз!
— Вот теперь— другое дело, — похвалила меня Марина с явным подтексом «вот потому и надо слушать старших!» И, поймав мой взгляд, неожиданно серьезно сказала — Я не буду спрашивать у тебя, что да как на чужбине было и чем ты жил. Сам расскажешь, если захочешь. И другим тоже лезть не дам, ни родне, ни соседям нашим. Что было— то прошло. Теперь ты дома, остальное— не важно.
Сидения в вагонах экспресса стоят как в самолёте— по двое и по трое в ряд, все смотрят в одну сторону. Что создает некоторое иллюзорное чувство условной приватности. Очень хорошо, потому что мне весь остаток поездки было бы неловко перед людьми, увидевшими мои слёзы. «Дом». В первый раз с того момента, как я лишился всего, включая собственное тело, я услышал, как кто-то другой сказал мне «ты дома».
* * *
Как я и предполагал, Москву толком увидеть не удалось, разве что верхушки зданий, когда знакомые, а когда и нет. Правда, я думал, увижу хотя бы метро, которым придется воспользоваться, чтобы пересесть с одного авиаэкспресс на другой. Дудки! Оказалось, правительство здешней столицы осуществило то, что в моем мире лишь планировалось с некоторой долей неопределенности— то есть свело все конечные точки маршрутов электричек до воздушных портов к одному посадочно-пересадочному узлу рядом со старой доброй «Калачевской».
В дипломатическом рейсе пассажиров успели накормить от души. Очень хорошо, потому что в экспрессе на «Домодедово» мне пришлось ограничится пачкой чипсов. Времени зайти хотя бы в кафеху быстрого питания просто не было: и так в Псков наш местный рейс пребывал уже в темноте. А просить новоявленную родственницу специально задержаться на сутки в Москве у меня не повернулся язык: во-первых, я не очень представлял финансовое состояние бабушки, а во-вторых…
— От ироды безмозглые, ничегото поручить нельзя! Всё бабушке, всё ручками… — именно с такими словами Марина сняла с руки браслет ПКУ, распрямила его… и в темпе хорошего пианиста забегала пальцами по сенсорному экрану. Я, конечно, заглянул ей через плечо. Увиденное поразило меня до глубины души!
Трёхмерный экран создавал уже ставший привычным для меня «эффект окна»— словно все отображаемое находится прямо вот тут, рядом. Отображался огород в лучах заходящего солнца… и мельтешение нескольких механизмов, между камерами которых бабушка виртуозно переключалась.
— Опять система капельного орошения забилась, ты погляди, — объяснила она специально для меня, даже не повернув головы. — А болваны железные, что с руками-ногами, что на колесах— только и могут, что бесполезно кататься да сигналить!
«Болванами» бабушка обозвала роботизированный самоходный хозблок— этакий беспилотный микротрактор, и уже знакомого мне вида андроида, которые действительно не могли решить достаточно сложную задачу с поиском засора в системе тонких и толстых трубок, а потом её устранения. Видимо, требовалась специальная программа— но только не моей спутнице. Она вручнуюумудрялась рулить двумя ботами сразу, просто пошагово указывая им что делать: резать, пилить, оплавить концы трубок для склеивания… В конце операции, когда жидкости опять полились под помидорные кусты, я не удержался и зааплодировал, совершенно забыв, что сижу в салоне электропоезда.
— Твоя бабушка, внучок, в твоем возрасте не только нубов в «Доту» рвала, но и чемпионов. Трехкратный золотой призер страны и двукратный серебряный международный. Пальчики-то помнят, — с ухмылкой, способной напугать Оборотня, похвасталась мне она.
* * *
В Пскове Марина все же решила не пороть горячку и остановится в недорогой гостинице, аргументировав это решение скорее себе чем мне словами «да я лучше рейсовиком полдня тащиться буду, чем столько денег еще раз за такси отвалю!» В жестковатую кровать я больше рухнул, чем лёг. Все. Спать! И ничем меня не разбуд…
