Не служил бы я на флоте… II - страница 45

Не успев решить, пнуть или два раза пнуть, для контроля, поверженного врага, слышит откуда-то сверху бабий вопль, поднимает свою расквашенную морду к источнику звука. Так и не успев понять, что за черная точка, отделившаяся от балкона, так разрослась в размере, что заслонила небо, потерял сознание. Бабка, не успевшая офонареть от мобильности милиции, но офонаревшая от калейдоскопа появляющихся непонятно откуда мужиков и падающих бездыханно, грохнулась в глубокий обморок, причем, падая, своей головой практически убила своего уже давно и жутко обосравшегося от всей этой чехарды и мата мопса.

Пропаленная супружница, уделавшись от вида своего разъяренного ботаника, и глядя, как он с криком: «Урою пидара!» вылетел из квартиры, метнулась на балкон. Сверху она видит лишь раком стоящего мента и бабку с выпученными глазами с истерично срущим мопсом на поводке. Тут из подъезда вылетает со сбитой набок шляпой её домашний пинчер муж, который с разгона пинком по башке тушит лейтенанта. Охринев от этакой невиданной его прыти она врубается, что муж сейчас, в эйфории, если продолжит карательную акцию, раскрутится на срок и осознавая, что хоть как то его надо остановить, хватает стоящую на балконе эмалированную кастрюлю с квашеной капустой и булыжником внутри для гнёта, не успев всмотреться, что там сейчас внизу, дико вопя, швыряет кастрюлю в сторону стоящего внизу мужика, конечно, не успев понять, что стоит уже не тот. Приехавшая милиция и скорая так и не разобралась в последовательности и мотивах происшедшего.

Бабка и девица молчали, как индейцы в плену у конкистадоров. Девица с умыслом, бабка от навалившейся амнезии. Остальные искренне ни хрена толком не могли вспомнить.

Ежик был пьян. Мертвецки. Рядом с ним лежала с трудом различимая из-за тумана пустая бутылка из-под «Московской». Медвежонок вздохнул и пошевелил друга ногой.

Ежик был пьян настолько, что даже иголки у него не кололись. «Ежик, – почему-то шепотом позвал Медвежонок. – Ты живой?». В ответ колючее создание смачно пукнуло, добавив туману и запахов. Медвежонок задержал дыхание, зажмурился и пошел в сторону берега, к рыбакам.

Главное, что друг жив, а с алкоголем попробуем разобраться. На берегу сидели двое возле едва тлевшего костра. Удочки уныло склонялись к черной, грязной воде. Двое курили. Когда из молочного тумана вышел зажмуренный Медвежонок, они затянулись из самокруток. Медвежонок остановился и выдохнул, потом печально сказал: «Мужики. Не берите с собой больше на рыбалку водку, а? А то мой лучший друг, Ежик, спивается…».

Над рекой повисло гнетущее молчание. Потом один рыбак сказал другому: «Вот и я тебе говорил, не надо водку брать. Лучше минералку. Трава-то позабористей будет! Видишь, глюки какие? – и он указал на Медвежонка – Класс!!!». «Даже лучше ежика, который у нас водку ворует!» – согласился второй.

Медвежонок пошел домой, радостный, что спас друга…

Решил один товарищ подшутить над своей тещей, которая его запилила почти насмерть. Однажды воспользовавшись тем, что дорогая мама ушла на рынок, зятек выпилил дырку в обеденном столе, потом залез под него, просунул голову в отверстие и замер в таком положении. Скатерть свисала до самого пола, и тела шутника не было видно. Еще он предварительно обильно полил кетчупом все вокруг своей дурьей башки. Теща, вернувшись домой увидела следующую картину: на скатерти лужа крови, а в центре стола возлежит отрезанная голова зятя с высунутым языком и скошенными глазами… Тещенька завизжала с такой силой, что с потолка свалилась криво висящая люстра и долбанула любителя розыгрышей прямо по тыковке зятя… Зять, правда, не окочурился, но оглушительно заорал.

Теща, услыхав, как отрубленная голова отчаянно матерится, окончательно потеряла рассудок и метнула в парня только что купленный трехлитровый баллон с томат – пастой. Конечно же, банка попала шутнику прямо в лоб. Очевидно, кости у товарища были толщиной с бетонную плиту, потому что емкость разбилась, добавив в пейзаж краски. Бедный зять потерял сознание, да так и остался сидеть под столом, теперь уже точно похожий на труп. Баба, воя, словно заевшая кофемолка, опрометью бросилась в отделение милиции, расположенное в этом же доме, на первом этаже. Пришедшим милиционерам при виде апокалипсического зрелища стало дурно, и они даже, потеряв самообладание, попятились к двери. И тут голова, страшная, вся покрытая красными сгустками, подняла веки, бешено завращала глазами, разинула рот и выдала тираду: «Мама! Вашу мать! Мать вашу! Мама!».