«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения» - страница 13

Теперь о деле. Уж я, право, не знаю, просить ли у Вас извинения или нет. Действительно, я внес в фонд предложение отправить Вам посылки и деньги. Все единогласно приняли это тотчас: Вас чрезвычайно ценят в фонде. Казначею, 76-летнему старику, предложено было «изыскать пути». Он месяца два искал и не нашел. Это действительно очень трудно, но он мог бы доложить, что не нашел! Этого он не сделал. Получив сообщение Яновского (что Вы денег не получили), я позвонил Николаевскому. Он справился у казначея. «Не послано»! Я взял это на себя и нашел путь, хотя и с трудом. Пожалуйста, через несколько дней после получения этого письма зайдите к Як<ову> Бор<исовичу> Полонскому, и он передаст Вам пятнадцать т<ысяч>. Если же выйдет какой-либо сюрприз, дайте мне знать тотчас. И прошу Вас никому об этом не говорить, — случай был исключительный, другого у меня не будет. Адрес Полонского: 2 рю Клод Лоррэн. Продовольственные посылки Вам тоже посланы, но давно: две Вы должны получить от Долгополова, а остальные по почте. Посылками у нас ведает Зензинов [пропуск в машинописи для вписывания адреса]. Увы, многие из них пропадают. В здешней французской газете «Виктуар» была об этом возмущенная статья под заглавием «Позор».

Относительно Бунина мы совершенно согласны. Очень забавно это Вы написали о Толстом.

«Новый журнал» надеется, что Вы сдержите обещание дать статью.

Т<атьяна> М<арковна> и я шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания.

Срезал листок для веса (воздушная почта).

Полонский — вероятно, не только за это, а из-за количества нажитых им врагов. Кантор на собрании не был, имя его значилось в обоих списках — а ушел потому из Правления, что не хотел быть с «правым» большинством, возглавляемым сейчас Зайцевым. Теперь, очевидно, будет два Союза плюс Объединение, где выборы сегодня вечером[72] и где страстей меньше, но тоже достаточно. Я вспоминаю Сологуба: «где люди, там скандал»[73]. Вы пишете, что моя позиция Вам неясна. Она неясна и мне самому — кроме скуки и удивления. Казалось бы, кому и жить в мире, как не писателям, — а вот подите же! И ведь каких-то счетов, не совсем anomables[74], тут больше, чем принципов.

Впрочем, я сам тоже хорош! Вы пишете — конфиденциально — что дурная слава Берберовой началась в большой доле с моего письма Ал<ександру> Абр<амови>чу. Верьте мне или не верьте, я был твердо убежден, что никогда о ней ничего не писал — и на ее упреки неизменно ей клялся в своей невиновности! А оказывается, писал, да еще Бог знает что! Ничего не помню, ничего не понимаю, как это меня «угораздило» — и во всяком случае, очень жалею об этом. Это все отсутствие «шу», которое я часто с ужасом в себе вижу. К Берберовой у меня симпатии мало, но это совсем другое дело, да, в сущности, и не знаю я о ней ничего, кроме открытки 41 года, о которой Вам говорил. Она сейчас держится довольно комично, не в пример Ивановым, которые, по крайней мере, в резистанс не играют. А в Монте-Карло я на днях видел другого резистанта, Лифаря, который, по крайней мере, так глуп, что с него нечего спрашивать[75]. Балерины всегда жили с великими князьями, и у него психология приблизительно та же.

До свидания, дорогой Марк Александрович. Еще раз от души благодарю Вас и шлю низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

Понедельник, 26/VIII 6, avenue Gustave Nadaud Cimiez Nice

Tel. 818-93

Дорогой Марк Александрович

Спасибо, что вспомнили обо мне и написали. Искал Вас два дня подряд на Promenade des Anglais около 6 ч. вечера — но тщетно! Сегодня и завтра я едва ли туда попаду, но на этой неделе непременно зайду к Вам в указанные Вами часы, если не встречу до того. Очень хочу Вас видеть.