Разумеется, лидер “Маргаритки” Франческо Рутелли заявил, что не имеет к этому отношения, и публично попросил извинения за столь неприятный эпизод. Позднее он подчеркнул, что подобные случаи имели место и с кандидатами от оппозиции.
И вдруг сегодня произошло нечто, изменившее привычное течение жизни.
Пламя революции всегда вспыхивает от маленькой искры.
К Сальваторе со всеми необходимыми предосторожностями явился, чтобы сменить постельное белье, кузен Лелло, у которого было диковинное, иностранное прозвище, – Базар.
Сидя на несвежей постели, они трепались о том о сем, как подростки.
Лелло краем глаза глянул на порножурнал и, словно невзначай, сказал, что его приятель, некий Микеле Роббетта по прозвищу Ром-баба много лет тусуется в компании, которая снимает порнофильмы, и близко знаком с Джессикой Сваровски.
По спине Барбарески пробежал холодок.
Холодок проложил путь роковому желанию.
Роковое желание выплеснулось коротким и решительным приказом:
– Привези мне ее!
Лелло и глазом не моргнул:
– Ладно, поговорю с Ром-бабой, попробую все устроить.
Стрекоза с упорством террориста повторил, не меняя интонацию:
– Привези мне ее!
С этой минуты началась такая колоссальная организационная работа, что даже проведение церковного Юбилейного года потребовало меньшего напряжения мозгов.
Кузены устроили ряд совещаний, на которых оценили возможные последствия и предусмотрели самые нежелательные сценарии развития событий.
– Надо доставить ее в бункер с завязанными глазами, – предложил один из них.
– Этого недостаточно, – ответил другой и прибавил: – После совокупления надо ее прикончить и закопать вместе с бидонами с аммиаком.
– Сколько денег ей предложить? – поинтересовался Марьетьелло.
– Для нее будет честью обслужить Барбарески. Пусть поработает бесплатно, – заявил Сука, обожествлявший своего главаря.
Но потом все сошлись во мнении, что пятнадцать тысяч евро – разумная плата.
Убивать Джессику Сваровски или нет, осталось неясным. Пусть лучше Стрекоза сам решает. Вдруг мы ее убьем, а Стрекоза захочет увидеть ее опять, что тогда? Он нас тоже убьет.
Так или иначе, спустя десять дней, благодаря любезному посредничеству Ром-бабы, порнозвезда Джессика Сваровски – белокурая, как певица Донателла Ретторе, с повязкой на глазах, словно богиня правосудия, – предстала перед очами Сальваторе Варриале.
По такому случаю ему доставили постельное белье тошнотворного золотистого цвета.
Пятна от сырости заклеили обоями в цветочек, Стрекоза велел доставить пиццу разных сортов, чтобы даме было из чего выбирать. Лишь на месте обнаружилось, что она питается вареной свеклой да изредка позволяет себе съесть абрикос.
Чтобы быть в форме, Барбарески накануне не мастурбировал и даже пару раз отжался, надеясь вернуть себе перед торжественным представлением атлетический облик.
Перед соитием Варриале и дама галантно побеседовали.
Вот краткое изложение глубокого обмена мнениями.
Джессика:
– Ты болеешь за “Наполи”?
Сальваторе:
– Ну да.
Джессика:
– А я знаю Гамшика[10].
Сальваторе:
– Гамшик крутой. Но с мозгами у него не очень.
Джессика:
– Согласна. Мне он тоже показался отморозком.
Сальваторе:
– Это я отморозок, а не Гамшик. Но с мозгами у него не очень.
Джессика:
– Мне раздеться?
Сальваторе:
– Да, только не суетись, меня это раздражает.
Джессика:
– Под землей время течет медленно, да?
Сальваторе:
– Не надо сложных вопросов. Раздевайся!
Она разделась.
Сердце Варриале колотилось так, будто он нанюхался кокаина. Губы дрожали.
Сглотнуть он не мог. Только тихо рыгнул.
Он дал себе торжественное обещание:
“Если облажаюсь, сдамся полиции. Клянусь всем святым!”
Джессика Сваровски произнесла чувственным голосом заранее заготовленную фразу:
– Ты мне нравишься больше Гамшика.
Именно это ему и надо было услышать. Стрекоза расправил крылья и почувствовал, что у него встает. Он стянул футболку, обнажив неухоженные подмышки. С подозрительной спешкой снял трусы и рухнул на кровать, словно сорвавшийся с крюка окорок.
Он смачно поцеловал Джессику, запустив ей в рот язык, напоминающий гигантскую улитку. Сальваторе водил языком туда-сюда, вверх и вниз, словно малярной кистью для покраски фасада, которую намочили густой, словно фасадная краска, слюной.
