В Древней Греции были сооружены памятники Гераклу и Аполлону с надписью «Саранча», в надежде, что они, такие всемогущие, осилят и названное насекомое. Ведь справился же Геракл с грозными силами природы и чудовищами, губящими плоды мирного труда и уничтожающими людей. А Аполлон, хотя и считалось, что он имеет много обязанностей и должностей, уж сумеет найти управу на саранчу. В Древнем Риме люди приносили в жертву богам щенков с просьбой сдержать нашествие вредителей. Не помогало.
Чем черт не шутит, а вдруг насекомых можно уговорить не вредить? Попытка не пытка, и вот появилось такое обращение:
— Ты, тварь божья, тебя я уважаю. Тебе принадлежит земля точно так же, как и мне. Я не должен желать твоей смерти. Но ты вредишь, ты посягаешь на мое наследие, разоряешь мои виноградники, пожираешь мою жатву. Одним словом, лишаешь меня плодов моего труда. Быть может, я все это заслуживаю, так как я не более чем несчастный грешник. Во всяком случае, право сильного есть гнусное право. Я объясню тебе твою вину, буду молить о милосердии божьем, укажу тебе место, где ты сможешь существовать, и затем ты должна удалиться; если же ты будешь упорствовать, то я прокляну тебя.
А твари божьи слушали да ели. Они хрумкали, грызли, лизали, сосали плоды человечества, да и самому роду человеческому доставалось. Тогда люди попробовали решать печальные дела через суд. Так, в X веке, когда насекомые опустошили поля и сады Лозанны в Швейцарии, их с церковной кафедры трижды вызывали на суд, при этом верующие опускались на колени, трижды произносили «Отче наш» и «Богородице дево» в честь святой троицы, выпрашивали милость и защиту от насекомых-грабителей. Разумеется, обвиняемые на суд не явились. Тем не менее колесо правосудия продолжало крутиться. Насекомым назначили адвоката. Дело выиграли истцы. В приговоре шестиногие преступники были торжественно прокляты во имя отца и сына и святого духа и им было приказано удалиться куда-нибудь подальше. А они, пока суд разбирал их дело, добирали остатки урожая и прочно обосновались в Швейцарии на века. И вот почти через пять столетий, в 1479 году, в городе Берне против них было заведено новое дело. На суде жалобы на вредных насекомых были признаны основательными, поэтому приговор был суров и не подлежал обжалованию: насекомые должны были оставить поле, семена, зерно и прочее. Кстати, адвокат насекомых был так изворотлив, что заседания суда тянулись два года.
Пути правосудия иногда так же неисповедимы, как и повороты судьбы. Я клоню разговор к судебному процессу, имевшему место в Сен-Жульене во Франции; здесь в 1585 году устроили суд над вредителями винограда — жучками, где защита насекомых была на недосягаемой высоте. Адвокат прямо и со всей твердостью заявил, что ввиду того, что жучки — творения бога, сказавшего: «Плодитесь и размножайтесь на Земле», то вредители винограда имеют полное право воспользоваться ценным указанием всевышнего, пусть даже в виноградниках. По просьбе защиты суд принимает соломоново решение: отвести виноградным жучкам определенный участок, где они должны жить и не тужить. Для выбора места постоянного обитания была создана особая комиссия. Но дело до переселения насекомых не дошло: запахло войной, и солдаты вынуждены были совершить марш-бросок по участку, выделенному для жучков, что явно ущемляло интересы подсудимых. После окончания войны защитник внес протест на решение суда, так как участок для проживания осужденных насекомых был настолько поврежден, что на нем жучки не могли вести нормальный образ жизни.
Концы этой истории спрятаны в воду: документы, свидетельствующие об участи осужденных насекомых, были уничтожены другими насекомыми, питающимися бумагой, в том числе и мудрыми письменными решениями суда. Бывало — и даже еще в XIX веке, шестиногих нахлебников отлучали от церкви, основываясь на вере в то, что причиняемый ими ущерб — это козни дьявола в образе насекомых.
Думаю, не ошибусь, если скажу: сколько времени люди живут на свете, столько же они занимаются рукоприкладством по отношению к своим надоедливым, нежелательным шестиногим соседям — прихлебателям и кровососам. Шлеп! — и от комара осталось мокрое место. Хлоп! — а муха-то увильнула, но не улетучилась, снова норовит пощекотать нервы. Погоди, проныра!
