Оперативники тем временем далеко под лежаком нашли объемистый портфель. Когда Шестаков начал открывать его, по лицу Бузыкина пробежала не то виноватая, не то шалая улыбка. Ну, дескать, держитесь, сейчас вы такое увидите...
Шестаков, торопясь, пощелкал замками, откинул ремни, раскрыл портфель. И словно окаменел. Он без выражения смотрел то на Бузыкина, то внутрь портфеля. Подойдя, Демин заглянул и не смог сдержать возгласа удивления — портфель до половины был наполнен часами. Разных форм, расцветок и систем, они были ссыпаны в портфель и сверкали в слабом свете лампочки, создавая ощущение нереальности происходящего.
— Твой портфель? — сурово обернулся Шестаков к Бузыкину.
— Даже не знаю, что и сказать. — Бузыкин, кажется, всерьез задумался, что бы ответить низкорослому следователю на высоких каблуках. — Если скажу, что впервые вижу этот портфель, — начал он рассуждать вслух, — вы мне не поверите. Это ясно... Еще и смеяться начнете... С другой стороны, вроде и грех без единого слова отказываться от портфеля, от его содержимого... Второго такого не будет.
— Значит, ты знаешь, что там лежит! — радостно воскликнул Шестаков.
— Этого я не сказал, — улыбнулся Бузыкин. — Я только сказал, что жаль отказываться от портфеля, не зная даже, что там лежит.
— Кто еще живет в этой каюте? — круто повернулся Шестаков к капитану.
— Бузыкин живет... Больше никто.
— Вот этот вопрос уже ничего, получше первого, — заметил Бузыкин. — Но что касается портфеля, я еще не решил.
— Ну, тогда можешь подумать до утра! — жестко сказал Шестаков, не простивший Бузыкину иронии.
Увидев на стене футляр от бинокля, Демин взял его, раскрыл. Заглянул внутрь. В кармашках для светофильтров лежали два золотых колечка. Демин положил колечки на стол. Бузыкин взглянул на них довольно равнодушно.
— Хороший бинокль, — сказал он, глядя на внушительное черное сооружение с фиолетово поблескивающими просветленными линзами. — Мечта детства, можно сказать, — вздохнул Бузыкин с таким надрывом, что трудно было усомниться в его искренности. — Многие годы мечтал плыть на корабле, — он обвел взглядом каюту, — смотреть в бинокль на берега, махать рукой девушкам, которые стоят на берегу и провожают тебя грустными взглядами. А ты уже смотришь на колхозное стадо, на кирпичный заводик, на рыбаков... Обвалилась мечта, обрушилась. И только пыль на том месте, где стояло сверкающее голубое здание...
— Между прочим, бинокль числится среди похищенных вещей, — заметил Шестаков. — Как ты это объясняешь?
— Если числится, — рассудительно заметил Бузыкин, — значит, пропал. А скоро навигация... Эта старушка, — он похлопал по стенке каюты, — тихо заскользит по вечерней реке, и дорожка от красного солнца будет сверкать за кормой, и никто не остановится у перил с биноклем в руке, и девушки на берегу не помашут. Не будут они радостно смущаться под взглядом этих больших фиолетовых глаз. — Бузыкин смотрел в иллюминатор, и казалось, его совершенно не интересуют набившиеся в каюту люди, казалось, он сидит и горестно разговаривает сам с собой.
— Откуда эти кольца? — спросил Шестаков.
— Кольца? — удивился Бузыкин. — Вон что вас волнует... Возьмите их себе. Подумаешь, кольца... Бинокля жалко! А можно было смотреть вперед и видеть далеко-далеко. И первый бакен, и второй... И встречную баржу я бы узнал задолго до того, как поравнялись бы бортами... Стоишь на носу, ветер треплет волосы, на тебе замызганные штаны, а плечи, грудь голые, залиты солнцем, зной струится по всему телу, и в руках у тебя эта глазастая штуковина, и ты видишь вперед на тыщи километров...
Демин подошел к Бузыкину, сел рядом, подождал, пока тот замолчит.
— Невеселая история, — заметил он сочувствующе. — Но как знать, кое-что может вернуться...
— Да? — Бузыкин с интересом посмотрел Демину в глаза. — Нет, все опять становится мечтой, как и двадцать лет назад. Вот что обидно.
— Скажите, Бузыкин, а как получилось, что вы так наследили в универмаге? Отпечатки ваших пальцев, ну, на каждом шагу...
— Оплошал, — сказал Бузыкин. — Оплошал. Он говорит мне: какой смысл надевать перчатки, если весь универмаг залапан покупателями. Я и поверил.
