— В котором часу это было?
— Стемнело уже, март, рано темнеет.
— Вы загасили огонь полностью? Он не мог снова разгореться?
— Разгореться? — Мамедов потер щетину, — Нет. Не мог.
— Вы ушли в калитку?
— Конечно. Куда же еще?
— Вас кто-нибудь видел?
— Думаю, что нет. Когда выходил, подождал, пока пройдут люди, сразу свернул в переулок. Старался, чтобы меня не видели. Ну что, верите, Валентин Сергеевич?
Демин вздохнул, прошелся по кабинету, снова сел. Ему хотелось верить Мамедову. В его голосе было что-то такое, что вызывало доверие, даже в выражении лица. Мамедова чувствовалась горькая искренность. Возможно, за ней стояло сожаление в содеянном, но логика поступков, логика характера сбивала с толку, и он не стал торопиться с выводами.
— Неважно, верю ли я вам сейчас, Мамедов. Ну, верю, ну, не верю... Следствие идет, улики против вас, и потому отпустить не могу! Терпите. Мужайтесь. Будем работать. Помогайте по мере сил. Я с радостью отпущу вас, но мне нужны основания. Скажите, когда вы второй раз вернулись в дом, там никого не было в полном здравии?
— Нет, — подумав, ответил Мамедов. — Я обошел весь дом, да что там обошел, я его обежал не один раз... Когда я увидел этих людей, среди них и женщина... Они так веселились за столом, и вдруг... Я растерялся...
— Значит, только эти четверо?
— Да, хозяин, Дергачевы и этот маленький мужичок, его фамилия Свирин.
— А когда вы приходили к Жигунову в первый раз, кто был за столом?
— Я уже рассказывал... Рассказывал правду, поэтому смогу только повторить. Если бы я врал, то кто знает, сейчас бы сказал что-то другое...
— Вы помните за столом высокого молодого парня с длинными волосами?
— Помню.
— Вы его знаете?
— Первый раз видел.
— Опишите его.
— Вы сами, Валентин Сергеевич, описали его... Высокий, молодой, длинные волосы, усики...
— Стоп. Подробнее об усиках, слышу об этом впервые. Раньше вы говорили, что он безусый.
— Усики неважные, жидковатые. Темные, концы вниз, по нынешней моде, слегка запущенные, их не мешало бы подровнять сверху, чуть укоротить снизу... Хорошо подстриженные усы встретишь нечасто... Вот и свои я уже не могу назвать хорошими. — Мамедов горестно потрогал пышные усы.
— Что еще можете сказать о том человеке?
— Он был с деньгами, — с неожиданной уверенностью сказал Мамедов. — Да. В тот день я вообще все, что касалось денег, замечал в первую очередь. Хотя сам о деньгах говорить не люблю, что-то в этом нехорошее, это все равно что обсуждать женщин. Настоящий мужчина этого делать не будет, хотя может любить и то и другое.
— И что же молодой человек? — Демин слегка подправил направление мыслей Мамедова.
— За столом возник разговор, что неплохо бы еще выпить... И тогда этот парень вынул из кармана двадцать пять рублей... Надо было видеть, как он это сделал... Последнюю четвертную так не отдают. Этаким легким движением, как бы отбрасывая руку в сторону, протянул деньги Свирину. Не глядя, заранее уверенный, что деньги возьмут и что надо сделают.
Демин представил эту маленькую сценку. Молодой парень посылает за выпивкой сорокалетнего мужчину, причем не просит его, ссылаясь на незнание города, почти швыряет деньги, уверенный, что их обязательно кто-то подхватит и тут же побежит исполнять поручение. И это при том, что он новичок в доме.
— Свирин сбегал за водкой?
— Это получилось как-то само собой, словно заранее все знали, что бежать ему. Хотя и парень, и Дергачев, и Михаил Жигунов были моложе, — произнес Мамедов с осуждением.
— За столом как-то отметили щедрость парня?
— Старик сказал, что, мол, заходи почаще, жаль, не знали тебя раньше. Парень ответил, что, дескать, не огорчайтесь, еще узнаете.
— Это была угроза или похвальба?
— Скорее похвальба.
— Не возникло никакой напряженности, взаимного недовольства?
— Нет, все смеялись над молодой женщиной, она быстро опьянела, ее увели в другую комнату, потом за ней пришел муж, ругался, ему предлагали выпить.
Позвонил Пичугин и пожаловался, что ему не удалось найти никого, кто купил золото у Дергачева. Он обошел все квартиры, многие утверждали, что слышали, будто Дергачев якобы продавал кому-то золото, но кому — неизвестно.
