таковы птицы моего языка
Внизу теплынь - я знаю
мы видим отсюда лишь серебристую пыль звезд и романтики
внизу же в земной пыли запыхались распарившись серые звери
там не зеленеют ни трава ни деревья
Зелень это Европа уход и орошение:
каждая амстердамская лужа располагает
личными корабликами облаком и голубой невинностью;
базельский снег как нашествие
мирной саранчи
мягкий и нежный скрип втиснутый между землей и подошвой
чтобы установить принадлежность и предназначить
только щемит временами от голоса Боба Дилана
(сие уже кунсткамера Америки и колба
заспиртованного психоза: может быть и это
квинтэссенция белизны и молитва о плодородии?)
Но в Бенгази висит африканская пыль так
что не продохнуть там иные деревья дышат и плодоносят
и возносят к небу облачки белых плодов
десерт Южного Креста:
где скорее всего я в себе свой исток и теченье
смогу сочетать
чтобы вновь познавать: как-никак познание
оно бесконечно
(или нет?)
Африка моя Африка
земля воплотившая Бога
ты не должна быть абстракцией
во плоти моих плодоносящих звездами
воспоминаний
ты плазма крови моей ты мой костный мозг
мое семя облачная оболочка соитие
беспредельный цветок твоей ночи о титан концентрации
паук твоего дня горе бездонного сердца
ты можешь не существовать как понятие
но должна - выпадая в осадок
Африка - составлять мое я
ЧЕРНЫЙ ГОРОД
прежде всего защитись от горечи, черное дитя,
забудь, что такое мечтать;
старайся не задохнуться, когда будешь шарить
воспаленными глазами в ведре для отбросов;
не растолстей, не дай разлиться желчи,
что течет по твоим фосфорно-синим венам
(ведь у тела и трупа общего - только первая буква),
лучше подрезай и держи в порядке свою папайю
и помни, что облака плывут и для тебя тоже
и крысы едят уличное дерьмо
я хочу вспомнить о черном городе, черное дитя,
где ты среди других созреваешь для мрачного света;
морские чайки танцуют над берегом, как алые воздушные шары
ты тоже можешь смеяться и не церемониться,
ласкать море и строить деревни из песка
и бегать, высунув язык, от развлечения к развлечению
особенно берегись горечи липкой черной папайи,
черное дитя,
тот, кто вкусит ее, умирает на штыке
или в одиночестве
умирает в библиотеке
взгляни, над морем восходит солнце
и у него есть правая и левая рука
оно будет коричневым
таким теплым и таким коричневым как петушиное горло
(Лоренсу-Маркес)
ДО ВСТРЕЧИ, КАПСТАД
чудище с черным горбом на спине: гора
бледные саваны скал и холмов: город
скатерть восточная пестрая ткань: море
горная твердь место для кладбища данное
вечная остановка на полпути
норная тварь приданое
да будет позволено мне отыскать вне пределов твоих
целебное древо Ионы
будь ты женщиной я сошел бы с ума
от запаха кожи твоей от пульса рыжих веснушек
любовь моя допотопная девка
пошлая вертихвостка замарашка вздорная ведьма
но ты даже не думаешь о материнстве
ты убиваешь себя выкидывая младенцев
хлещет вода из раны между набережной и бортом парохода
о Капстад, Кап-капризница, капсула слез,
ты что ловишь капканом капли сердец
я хотел бы воспеть тебя шепотом розы
но уста и язык мой остались с тобой
Парень с тачкой ржавой в пыли: город
проткнувший воздух подъемный кран законодательства: гора
бутылочные осколки сценической оргии: море
от еще не развернутого но уже разделившего нас расстояния
до свирели сатира в зеленой ладони листвы обнимающей бухту
и квартала малайского припавшего к желчным сосцам
всю тебя так люблю я в эту минуту
словно ты мне пригрезилась
заплесневевшая роза у ног народа
О Капстад, Кап-капризница, капсула слез
ты что ловишь капканом капли сердец
я хотел бы воспеть тебя любящими устами
но ты оставила мне лишь рану на месте уст
Самый прекрасный берег на всем побережьи
самое страстное солнце во всем полушарии
самый лазурный ветер какого нигде не найдешь
цивилизация мстит крысы твои еще не бегут
но смерть выжидает в воде
о Капстад, Кап-капище, Кап-капризница, капсула слез
теперь мы разлучены
ты подернута слабым мерцанием мутно-соленых жемчужин
но я обернусь и буду смотреть на тебя
поверх заповедников с заключенными там временами года
