— Айя, ты учишься быть дипломатичной, это хорошо.
Айя не отвечает, словно что-то обдумывая, потом снова спрашивает:
— Ну так скажешь мне что-нибудь про эту красотку?
— Почти ничего, дорогуша. Ты же знаешь, я безотлучно торчу за своей стойкой. Только и видел, как она прошла мимо шезлонгов, скинула купальник, завернулась в полотенце, — и привет. Спроси Наиво, он дежурит в холле. Это новенький, мальгаш, ты его ни с кем не спутаешь — он похож на лемура, повязавшего галстук. Он-то как раз и впустил Бельона в его номер…
17 ч. 51 мин.
Айя входит в холл. Марсьяля Бельона нигде не видно. Должно быть, он последовал ее совету сделаться незаметным, уйти подальше, не мешать ей вести расследование. И вдруг улыбается: Габен ее не обманул, гостей действительно встречает лемур! Глаза у Наиво карие, круглые, как бусины, все лицо поросло светлой шерстью, от уха до уха дыбом торчит венчик седых волос… а черно-белый полосатый галстук напоминает обернутый вокруг шеи хвост.
Большой плюшевый лемур, неравнодушный к чарам блондинок. Стоило помахать перед его выпученными глазами фотографией Лианы — и поток слов уже не остановить.
— Да, капитан Пюрви, я видел, как Лиана Бельон сегодня днем поднялась в свой номер. Да, ее муж спустился за мной в холл и попросил, чтобы я открыл ему дверь. Сколько времени прошло? Примерно час. Бедняга выглядел встревоженным, и даже перепуганным и жалким в этих его шлепанцах и плавках. Это я, капитан, отпер ему дверь тридцать восьмого номера… Что там было? Как вам сказать… Беспорядок. Следы борьбы. Или совместной сиесты мужа с женой, если вы понимаете, о чем я, капитан…
Одна из ореховых бусин скрывается под полуседыми, перец с солью, зарослями брови — должно быть, лемуры так подмигивают, думает Айя.
— Вот только… — продолжает Наиво. — Вот только все барахлишко жены исчезло. Можете мне поверить, у меня глаз наметанный. Лиана Бельон бросила мужа.
Ресницы смыкаются наподобие застежки-липучки.
— Но самое главное не это, капитан, самое главное, там были следы… как сказать?
Айя щурится, догадываясь, что продолжение ей не понравится. Лемур выпрямляется.
— Пятна, которые очень напоминали следы крови.
Айя невозмутимо кивает.
— Давайте поднимемся, если вы не против. Вы мне откроете…
Они поднимаются на третий этаж. Айя косится на большие окна, наблюдает за постояльцами, которые с коктейлями в руках разговаривают у бассейна под пылающим небом; голые спины женщин, струйки сигаретного дыма, детишки плещутся в яркой воде, которую подводные светильники поочередно окрашивают в синий, красный и зеленый.
Райский тропический вечер. Затишье. Арман Зюттор был прав, мигалки здесь ни к чему.
Лемур Наиво, направляясь к номеру 38, крутит в руке ключи. Как сторож зоопарка, безропотно отпирающий клетку сбежавшей гориллы.
— Капитан, можно с вами поговорить?
Голос идет непонятно откуда. Айя оборачивается и видит, что за спиной у нее стоит старуха со шваброй. Креолка, неслышно подкравшаяся к ней через весь коридор, продолжает:
— Ты ведь и есть капитан Пюрви? Малышка Айя? Дочка Лайлы и Рахима?
Айя не знает, что раздражает ее сильнее — упоминание о ее детстве из уст женщины, которую она не узнает, или то, как эта уборщица лениво тянет слова. Она неопределенно кивает.
— Знаешь, Айя, детка, я часто вижусь с твоей матерью, — говорит креолка. — На крытом рынке в Сен-Поле, чуть не каждое утро. Вспоминаем прошлое, словно две старушки.
Айя улыбается.
— Слушаю вас…
Лемур не трогается с места. Креолка тоже. Ей некуда деваться.
— Наедине, — в конце концов произносит старуха.
— Хорошо, — соглашается Айя и поворачивается к Наиво.
Лемур возмущенно таращит глаза, шерсть на его висках и над глазами топорщится, и он неохотно уходит в конец коридора. Креолка со шваброй, похоже, не знает, как начать, Айя выжидает несколько секунд, потом опережает ее.
— Давно вы здесь?
— Тридцать лет и шесть месяцев, Айя, детка…
Айя вздыхает.
— Я говорю про сегодняшний день, мадам. Я имела в виду — «здесь, в этом коридоре».
Ева Мария улыбается, неторопливо смотрит на часы, потом отвечает:
— Четыре с половиной часа.
— Это много, да?
