Рябинин снял трубку и грубовато спросил:
— Ну?
— Я говорю со следователем?
— Напрасно меняете голос. Я же сказал, что занят. Это уже неприлично. До свиданья.
Он бросил трубку, хотя та была не виновата. Затем поднялся и наконец пошёл к сейфу — только успел открыть его, как телефон опять зазвонил. Рябинин продолжал спокойно разгребать кипу анкет, присланных Институтом усовершенствования следователей для какого-то социологического обследования.
Телефон звонил настойчиво. Была бы подушка или что-нибудь мягкое, он накрыл бы его. Сидеть без дела звон не мешал, но заполнять анкеты под ритмичное дзиньканье…
Он молча взял трубку.
— Почему вы не хотите со мной говорить? — печально спросила девушка.
— О чём? Перейдите на свой нормальный голос, — раздражённо добавил он.
— Я всегда так говорю, — вроде бы удивилась она.
— Что вы от меня хотите? — сурово спросил Рябинин.
— Мне надо сообщить, что на Озёрной улице… в доме сорок пять… квартира три… находится мёртвый человек… по-вашему, труп.
Рябинин автоматически записал адрес в календарь, ещё никак не оценив сказанное: всё, что касалось трупов, он привык запоминать или записывать. Её голос чем-то настораживал.
— Так, — сказал он и уже деловито спросил: — Квартира коммунальная?
— Отдельная.
— Труп мужчины?
— Нет, женщины.
— Смерть какая? Естественная?
— Смерть… от верёвки. Повешение.
— А вы… родственница? — осторожно спросил он.
Трубка промолчала.
— Нет.
— А как вы попали в квартиру?
— Я здесь живу.
— А кто вы?
Трубка опять помолчала, но теперь молчала дольше, словно девушка раздумывала, назвать ли себя.
— Я… этот труп.
Рябинин улыбнулся. Разыграли его чудесно, поэтому сразу простил нахальную девицу. Мистификацию он мог оценить, даже столь мрачную.
— Очень хотите познакомиться? — спросил Рябинин.
— Я пока жива… но только пока.
— Все мы живы только пока, — вздохнул он.
— Товарищ следователь, я сейчас должна погибнуть.
— Разумеется, из-за любви? — иронично поинтересовался Рябинин.
— У меня к вам просьба, — не выходила девушка из тона.
— Вы что — очень несимпатичны? — перебил он.
— Но я не шучу.
— Конечно, кто же смертью шутит. Давайте поговорим о любви. Я работаю до шести. Так что можем встретиться. Конечно, если вы симпатичная и несудимая.
Рябинин с фальшивым сожалением отодвинул анкеты — он честно пытался работать. Придётся всё-таки отдохнуть, благо собеседница попалась интересная. Эту остроумную девицу можно только переговорить.
— Товарищ следователь, я хочу умереть и поэтому звоню…
— Тогда делайте это организованно, — опять перебил Рябинин. — Берите такси и поезжайте в морг, захватив посмертную записку.
— Боже, неужели я говорю со следователем…
— Голос у вас приятный. А то звонят такими пропитыми, настоянными на луке с пивом…
Рябинин на чём-то споткнулся. Он даже замолчал. Приятный голос… Конечно, голос. Не могла же булочница так долго говорить не своим голосом, который превратился в грустный и даже нежный.
— Девушка, — произнёс он, сам не зная, что хочет сказать.
— Товарищ следователь, — чуть слышно сказала она, но чуть побыстрее, как заканчивают разговор, когда спешат, — Моя мама на даче, будет только завтра. Я хочу, чтобы вы приехали и всё оформили до неё. Пусть она не видит.
— Девушка!..
— Записку я приготовила… На работу сообщите.
— Девушка! — почти крикнул Рябинин, окончательно поняв, что это не булочница. — Подождите! Не кладите трубку! Неужели вы правда решились на эту глупость?!
— Следователь, не надо меня уговаривать… В моей смерти никого не вините… Дверь не закрою, чтобы не ломали… Только приезжайте скорее. Не хочу, чтобы входили посторонние…
— Милая девушка! Послушайте меня! Это же глупость… Нет такого, из-за чего бы стоило уходить из жизни. Поверьте мне! У вас просто тяжёлая минута, которая пройдёт, и ещё будут…
— Записали? — перебила она. — Озёрная, сорок пять, квартира три.
— Девушка! — закричал Рябинин, чувствуя, что она сейчас положит трубку. — Прошу! Умоляю! На коленях прошу вас! Подождите! Ну хорошо, повеситесь — только давайте поговорим! Отложите на день… Я приеду к вам… Уверяю, я помогу, что бы у вас ни случилось. Милая девушка…
