– У нас не принято употреблять в пищу молоко.
– Да. Это было твое маленькое испытание, – лукаво улыбнулся Умин, сверкнув своими чудными очами.
Он заговорщицки наклонился ко мне и заговорил нараспев, как сказитель:
– Молоком диких кобылиц вспаивают могучих батыров кайджунских степей, молоком тучных коров лакомятся черноокие нежные красавицы Зебанавара, молоком упрямых жилистых коз поддерживают силы горняки Канамарки... и только благословенный Бахар отвергает этот дар жизни.
Он откинулся на спинку стула, жалобно скрипнувшую под весом массивной спины, и торжественно воздел вверх палец:
– Но какао не для простых людей, а среди бахарцев есть о-о-очень непростые люди. Бобы привозит брат мой, торгующий с заморскими странами. Говорят, жители их черны как ночь, скоры на расправу и верны в приязни. Этот напиток предназначен для ищущих необычного... Сегодня я угощаю тебя за свой счет, но надеюсь, – хитро улыбнулся он, – ты еще не раз придешь насладиться им по собственному желанию.
Я согласно кивнул, околдованный цветистой вязью слов.
С этих пор стал заходить к Умину почти каждый вечер. Дорогое какао заказывал не часто, под особое настроение, в основном пил чай со сладостями и наблюдал за посетителями. Степенный поставщик воды Суфьян ад-Фатых любил сравнивать качество вин из разных частей империи. Он много путешествовал и, казалось, по единственному глотку влаги мог воссоздать вкус мирового океана. А уж если глоток был не один – мировой океан становился ему по колено. Владелец самой большой местной оранжереи Мулилле Ананта был страстным спорщиком и азартным игроком, исследующим пороки и пристрастия всех холостяков квартала в надежде найти надежных мужей для своих, безусловно, прелестных, но, увы, многочисленных дочерей. Этим же занималась Ло Лита, молодая вдовушка учителя классической словесности Гуаньберта Гуаньберта, скончавшегося в весьма преклонных годах. Стоит уточнить, что действовала она в собственных интересах. Постепенно они привыкли к моему присутствию и приняли в свою компанию. Я то присоединялся к играм в шашки или кости, то меня привлекали к дискуссиям о проблемах воспитания подрастающего поколения, где я служил в доводах оппонентов примером как «pro», так и «contra».
Не меньше поводов для бесед находилось и у остальных завсегдатаев. Иногда разговор за одним столиком перекидывался на соседние, а там захватывал и весь сад, и в этом общем разговоре каждый мог высказать свое мнение и задать вопрос. Тут уж я только успевал крутить головой по сторонам, чтобы не пропустить ни единого слова. Доставалась мне также порция сплетен, будоражащих квартал. С некоторых пор причиной бурных споров была загадка личности таинственного незнакомца, скрывающего лицо широкополой шляпой, а фигуру – длинным плащом. Он появился в квартале не так уж давно, но уже оставил после себя шлейф разбитых сердец молодых служанок, садовниц и ткачих. Но в последние дни очарование тайны незнакомца слегка померкло: все судачили о загадочной шайке воров, появившейся в квартале. Все больше общественное мнение склонялось к тому, что преступники не были людьми, и проводило аналогию с происшествиями в «БакОлейной лавке». Заодно услышал, что причиной пошатнувшихся дел Шая обьявила козни злых духов, которых смог укротить духоборец Мельхиор. А свое постепенно выправляющееся финансовое положение оправдала прибытием каравана с товаром, заказанным и оплаченным давным-давно. Хорошо придумала. Любой мог подтвердить, что Мельхиор действительно проводил ритуалы изгнания на складе, и только я знал, что они не подействовали. Добропорядочные обыватели сожалели, что не могут немедленно воспользоваться профессиональными услугами для защиты имущества от загадочных воров, поскольку упомянутый духоборец отбыл по своим духоборческим делам.
Похождения удачливого повесы, признаться, не вызывали особого интереса, но с кражами все обстояло иначе: первый опыт поимки воришек породил энтузиазм охотничьего пса, вставшего на след. Пользуясь любой возможностью, я выспрашивал у посетителей кабачка Умина все, что им известно о совершенных преступлениях, интерес представляла каждая мелочь. Рассказы подстегивали воображение, и размышлять продолжал даже в песочнице, что не могло не сказаться на качестве тренировок. Учитель Доо сердился, я рассеянно кивал в ответ на упреки, но выбросить мысли из головы не мог. В конце концов решил записать и привести в систему то, что удалось вытянуть из посетителей кабачка. Складывалась такая картина:
